– Смотри, что у меня есть – сережка! Это мамина. Давай ее спрячем, а когда мама будет искать, скажем ей: «Пять долларов!»
Ада была готова убить ее.
В детскую вошла няня – странная женщина в европейском платье и с забинтованными ногами-копытцами:
– Мисс Бриттани, пора спать.
– Не хочу, не хочу, не хочу!
– Шлепка дам, – пообещала няня.
Ада остолбенела: так разговаривать с господскими детьми?! Но Бриттани ничуть не оскорбилась.
– Я тебя очень-очень люблю! – закричала она и кинулась обнимать няньку. – Ты видела мою новую мисс Аду? Я ее уже замучила.
Нянька мягко улыбнулась:
– Меня зовут Хобу.
От нее сильно пахло табаком, но она была аккуратной, маленькой и ладной, как китайская куколка-сувенир. Возраст не определить – то ли тридцать лет, то ли сорок.
– Вы, мисс Ада, не стесняйтесь: если надо – накажите ее, – сказала Хобу.
– А то я на голову сяду! – радостно подтвердила девчонка.
Нянька поцеловала ее:
– Идите, мисс Ада, к хозяйке: она вас зовет. А мою птичку я сама спатеньки уложу.
Миссис Уайер – Лиззи, как она велела себя называть, – подробно расспросила Аду, кто она и откуда.
– У меня три главных правила, – сказала она. – Первое: вы все дезинфицируете. В Шанхае дикая антисанитария. Средняя продолжительность жизни китайца – двадцать семь лет. То же самое было в Европе в Средние века. Второе: каждый день вы будете отводить Бриттани в парк. Моя дочь – непростой ребенок, и ей надо перебеситься. И третье: вы будете ее учить. Она до сих пор не знает букв. Ее папаша думает, что у нее плохая память. Ничего подобного! Стоит ему чертыхнуться, и она все за ним повторяет. К школе она должна уметь читать, писать и считать.
Лиззи не потребовала рекомендательных писем. Ее не интересовало, работала ли Ада учительницей, знает ли, как обращаться с детьми.
– Можете быть свободной, – сказала Лиззи. – Жалованье будете получать раз в неделю у меня.
Ада добралась до дома. Она не спала предыдущую ночь, и сейчас ей опять нужно было собираться в «Гавану». Клима с батюшкой не было, на столе осталась грязная посуда.
«Вот свиньи!» – подумала Ада. Тарелки мыть не стала: пускай все засохнет – сами будут отскребать.
Глава 17
1
По пятницам американские морпехи – сама щедрость: у них получка. Высадившись на берег, они растекались по кабакам, угощали выпивкой, давали чаевые, танцевальные билеты скупали пачками. Но при этом были уверены: за деньги девушки готовы на все. Ага, как же!
Американские матросы, а уж тем более солдаты-«пельмешки» – классом пониже. Они никогда не кричали: «Все пьют за мой счет!» С ними можно было работать только по четвергам, когда морпехи сидели на кораблях.
Британцы все скупые, французы, говорят, поголовно имеют «болезни любви». Их недавно перевели из Тонкина,[26] а там сифилис и гонорея чуть ли не у каждой второй проститутки.
По мнению Бэтти, самыми шикарными «ящерами» были итальянцы.
– У них недавно к власти Муссолини пришел, – сказала она Аде. – Дуче не скупится на военных – у них и форма, и вид. А лучше всех – офицеры в этих шапочках набекрень.
Всезнающий Марио сообщил Аде, что раньше Бэтти служила буфетчицей на мексиканском пароходе, но ее выгнали за приставание к пассажирам. Сойдя на берег, она сразу пошла искать самый богатый публичный дом. Явилась к Марте, грохнула чемоданом об пол: «Я буду лучшей девушкой в вашем заведении. Где моя ванная?»
Марта посмеялась и отправила ее учиться к китаянкам. Сказала, что не собирается вкладываться в нее до тех пор, пока Бэтти не докажет, что она может продавать себя. Та обиделась и в первый же день буквально разорила двух голландских коммерсантов.
Гибкая, веселая, драчливая, умеющая задирать ноги выше головы, Бэтти была королевой всей Киансе-роуд.
– Моя маменька – прачка при монастыре, а отец – возчик, – говорила она. – Все сестры и братья – прачки и возчики. А я, глянь-ка, коньяк из чашек пью. Фарфор тонюсенький – сломать страшно. Верно, меня все-таки подкинули.
Бэтти сдружилась с Адой, потому что та пересказывала ей вычитанные в книгах истории великих куртизанок.
– Вот видишь, видишь! – хохотала она. – Я тоже найду себе итальянского «ящера».
Итальянцы подтягивались ближе к полуночи, и, если дело происходило в пятницу, обстановка в «Гаване» становилась взрывоопасной. Американцы бросали на итальянских моряков дикие взгляды и бормотали под нос ругательства. Те, правда, не отвечали: по-английски из них никто не понимал.
Аду подцепил бледный, заикающийся паренек – мял ее руку, заглядывал в глаза. Слава богу, танцевать он не умел и потому больше сидел за столом и что-то объяснял другим «огурцам» – то ли по-датски, то ли по-шведски.