– Даниэль не выдаст меня! Я абсолютно уверена – он порядочный человек!
– В том-то и дело, что порядочный человек должен был сразу позвонить в полицию.
Тамара лихорадочно соображала: что может спасти ее неразумную девочку? Поговорить с Даниэлем? Они с Тони приятели… Нет, нельзя, чтобы кто-то знал, что супруги Олман впутаны в это дело.
– Ох, Нина Васильевна, я предупреждала вас, чтобы вы сидели тише воды ниже травы! Никакой политики!
– Я клянусь вам, он никому не скажет! Я… я слишком вскружила ему голову.
Тамара остолбенела. Вот как? Нина Васильевна решила прибрать к рукам чужого супруга.
2
Во время путешествия из Линьчэна в Шанхай Нина укрылась в купе мистера Бернара. Чтобы не видеть Клима, не встречаться с Иржи с его неизменным «Вы с ума ушли!».
Даниэль был рад Нине. Она поняла, что несмотря на небрежно-ироничное отношение к своему пленению (как и подобает истинному джентльмену), оно далось ему нелегко. У Даниэля болело плечо – один из бандитов ударил его прикладом. Он стеснялся своего воспаленного лица. Ему до зубовного скрежета надоели журналисты, Рой Андерсен и его коллеги. Но Даниэль не мог сидеть в одиночестве. Ему надо было выговориться – не для того, чтобы расписать, что именно с ним произошло: он даже думать не хотел о бандитах и многочасовом марше через горы, – а чтобы осознать, что все вернулось на круги своя. Теперь можно сидеть на бархатном диване, пить кофе, рассказывать что-то – и тебе будут внимать и улыбаться.
Нина – единственная из всех – догадалась об этом. Мужчине всегда труднее: ему нельзя бояться и искать сочувствия. Ему нельзя приходить в ужас от того, что еще вчера дикарь с револьвером мог оборвать его жизнь, а потом спокойно доесть рис и завалиться спать – нечесаной башкой в попону.
Колыхались занавески, по насыпи бежала тень от поезда, а в небе неподвижно стояли перистые облака – до самого горизонта.
Даниэль отлично говорил по-русски – господи, какая прелесть!
– Где вы выучили язык? – спросила Нина.
– В Петербурге. Когда я окончил гимназию, отец дал мне денег и отправил путешествовать. Я поехал в Россию.
– Понравилось?
– Мне было интересно. Наверное, нигде в мире не было такого удивительного сочетания раннего Средневековья и высочайшей цивилизации.
Нина вздохнула:
– После большевиков от цивилизации не осталось камня на камне.
– Не соглашусь. Советский строй – это новый виток развития. Его можно оценивать по-разному, но это отнюдь не деградация. Я возвращался в Китай через Россию, на несколько дней останавливался в Москве, – и знаете, что показалось мне любопытным? Главная особенность большевиков – это стремление не к деньгам, а к власти в чистом виде. Поэтому они будут сильнее тех, кто стремится и к власти, и к деньгам: одной точкой давления меньше. Такие люди хотят изменить общество и мечтают не о сундуке с золотом, а о памятнике на главной площади. Это особая порода – вожаки, готовые на собственном горбе тащить народ к счастью, если понадобится – силой. Согласитесь, это что-то новенькое.
– Не соглашусь. То же самое вытворяли все религиозные фанатики – от крестоносцев до пуритан.
Они спорили с горящими глазами. Даниэль был человеком много и жадно читающим. Он испытывал удовольствие от совместного думания. Его волновали политика, философия, история. Торговля чаем была для него искусством, приносящим доход.
– Пятьдесят лет назад почти весь чай, поставляемый в Британию, шел из Китая, – рассказывал Даниэль. – Большие фирмы скупали урожай на корню, без проб, и мелкие торговцы, лишившись заработка, незаконно вывезли чайные деревья в Индию. Доставка оттуда обходится дешевле, поэтому китайский импорт сократился до трех процентов. Но в эти проценты входят такие сорта, которые невозможно вырастить больше нигде.
– Научите меня пить чай? – спрашивала Нина.
– Непременно.
Даниэль знал невероятно много об искусстве Китая и Японии. Он мог часами рассказывать о способах выделки фарфора, о разведении садов, о древней поэзии и рисунках тушью. Он был человеком настолько редкой породы, что Нине хотелось одернуть себя: так не бывает.
Если ей доводилось встретиться с Климом в вагоне-ресторане или в коридоре, она торопливо отводила глаза и пыталась как можно скорее исчезнуть.
Перед сном по привычке Нина надевала шелковый халат с маками – чтобы идти умываться, но тут же снимала его. Это была улика, которую следовало убрать с глаз долой.
Ложилась в скользкую от крахмала постель, долго прислушивалась к стуку колес. Счастье духовной близости сменялось физической тоской. Нине хотелось, чтобы ее целовали, – ощущение было настолько ярким, что она переносила его как боль.
Представить своим любовником Даниэля с его обгорелым лицом было невозможно.
Клим… Нина не подозревала, насколько она соскучилась по нему. По сладкому обмиранию, когда он касался губами кромки волос на затылке. Сердце ухало, как в шахту, от одного воспоминания. В груди – хрустальная пустота.
Если позвать его, он придет, будет сидеть в углу со скрещенными руками, жгуче смотреть из-под челки, а потом, конечно, не выдержит. И все будет так, как надо.
Нельзя использовать человека, а утром бросать его ради роскошного мудрого чудовища.
Нина вспоминала рассказы Даниэля. Ей казалось, что она знает его очень давно – настолько им было легко друг с другом. Мистер Бернар был лучшим из собеседников, а разговор с умным человеком – одно из высших наслаждений на земле.
Двойственность, в которой стыдно признаться самой себе. Мучительная, не дающая уснуть страсть к мужу и злодейские мечты о чужаке, лицо которого скоро станет таким, как на фотокарточке в конторе Тони Олмана.
«Мистер Бернар несвободен. У него есть жена. Помни об этом».
Когда поезд подъехал к Северному вокзалу, Нина была уверена, что Даниэль дал ей карт-бланш на все: за два дня пути они стали друзьями, ценящими и понимающими друг друга. Волнение, как перед битвой: хочется пританцовывать, гусарствовать, щеголять остроумием…
Даниэль сказал: «Надеюсь, мы скоро встретимся» – у Нины мурашки пошли по коже. Она помахала ему рукой, пошла, покачивая бедрами, по платформе, зная, что он смотрит ей вслед. И тут же заметила в толпе Клима.
Он все понял.
Не надо сочувствовать, утешать и объясняться: этим сделаешь только хуже. «Я больше не буду тебя мучить. Я тебя отпускаю».
3
Когда Нина сказала Тамаре, что вскружила Даниэлю голову, она выдала желаемое за действительное.
Бернар не позвонил ей ни на следующий день, ни через неделю. В газете Нина прочитала о банкете в его честь, на который их с Иржи не позвали.
Даниэль использовал ее как носовой платок? Для отправления вполне естественной надобности: отвлечься от неприятных воспоминаний и развеять дорожную скуку?
Нина встретила его в кафе рядом с теннисным кортом. С ним была Эдна, мистер Бернар представил их друг другу.
Сухая, веснушчатая, с ракеткой под мышкой, Эдна смотрела на мужа влюбленными глазами. А он держал ее за руку чуть повыше запястья. Нина думала, что он попросит официанта накрыть общий стол, чтобы они могли сесть все вместе, но Бернары ушли обедать на террасу. Нина глядела сквозь раскрытое окно в спину Даниэлю, но он ни разу не обернулся. Эдна пила вино и смеялась его шуткам.
Догадка Тамары ошеломила Нину: неужели мистер Бернар действительно понял, что они с Иржи самозванцы, и решил отойти в сторону?
Ярость – но не против Даниэля, а против всезнающей миссис Олман. Она трагически поднимала брови: «Ах, вам грозит опасность! Что же теперь делать?» Это было еще одно развлечение для нее.