Борис Алмазов
БЕЛЫЙ ШИПОВНИК
ПОВЕСТИ
Рисунки О. Биантовской
ЛЕНИНГРАД “ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА” 1979
САМЫЙ КРАСИВЫЙ КОНЬ
Моей маме
Глава первая
ПАНАМА - ПОТОМУ ЧТО ШЛЯПА
Он действительно был немножко шляпой. Начнёт в футбол играть, ударит по мячу - мяч в окно, ботинок в воротах. Пойдёт рыбу ловить, насадит червяка, махнёт удилищем - червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим клоком штанов далеко в реке плавает.
Все ребята, конечно, кричат:
- Шляпа, лопух!
Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче вот в городе проболтался всё лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять шумят:
- Пономарёв - дурак! “Пономарь” - лопух! - А один говорит: - “Панама”!
Так и превратился он из Пономарёва в “Панаму”. Теперь пошло: “Панама, Панама”… Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других ещё похуже прозвища.
И ещё у него была беда. Постоянно Пономарёв опаздывал в школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает, пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а всё-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в тёплые страны, - в люк свалился, в открытый. Ещё хорошо, не сломал себе ничего. Зато потом пришлось весь день отмываться. Всё-таки канализация.
Вот и сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она, рядом. Подумал Панама, что ещё рано, решил квартал кругом обойти. Один дом прошёл, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька утильсырья, лошадь стоит, извозчик - седенький старичок - на огромной платформе сидит, газету читает. Ну Панама и прилип.
Он обошёл лошадь вокруг.
Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская чёлка, и вообще вид был у неё какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя нога полусогнута только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из подворотни.
А над копытами были белые мохнатые метёлочки, и из-за этих метёлочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся перевязана ремнями и верёвками, на шее болталась какая-то штука, вроде как солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.
- Дядя, а что это у неё на ногах? - спросил Панама и добавил: - Извините, пожалуйста. - Вечно он эти слова забывал вовремя сказать.
Старичок посмотрел на него сверху и сказал в пространство:
- Дожились, дитё живой лошади не видало! Цивилизация называется! Это подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать.
- У!.. - сказал Панама. - Большое спасибо.
Он ещё походил вокруг лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.
- Ну что? Нравится?
- Да! Очень! - ответил Пономарёв. - Такая вся красивая, и пахнет хорошо.
- Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. - Старик сложил газету. - Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Коренником - это который в средине - рысак орловский был, дак его, бывало, в оглобли два мужика заводят. Мотнёт головой - они на вожжах, как тряпки, болтаются.
- А это вожжи? - спросил Панама.
- Вожжи! Да, меня отец всё вожжами порол, дак я их век ни с чем не спутаю. Вот они, вожжи, а это вот шлея, гужи, чересседельник, постромки, хомут, опять же удило и, конечное дело, супонь. Запомнил?
- Не-а…
- Это без привычки. Нонче опять же асфальт, а тогда всё лошадка…
- Лошадь лучше, - сказал Панама. - А можно мне её погладить?
- А чего ж нет? Погладь.
Панама дотронулся ладонью до меховой конской морды, лошадь насторожила уши, прислушиваясь. И Пономарёву вдруг захотелось обхватить её за шею и прижаться изо всех сил к этой добродушной голове с отвисшими замшевыми губами.
Глава вторая
ЭТОТ СТРАННЫЙ ПЕДАГОГ
- Так, говоришь, лошадь лучше? - услышал Панама голос за спиной.
- Лучше, - сказал он, всё ещё не в силах оторвать руку от лошадиной морды. - Лошадь живая. Её позовёшь - она идёт. Машина что? Сел и поехал, а лошадь всё понимает. Вон она уже уши подняла - не боится меня больше. Поняла, что я ей худого не сделаю.
- А теперь ответь мне, ученик пятого класса Пономарёв Игорь, почему ты не в школе? - спросил тот же голос.
Панама оглянулся и увидел учителя русского языка и литературы Бориса Степановича.
- Ой, - сказал Панама, - а сколько времени?.. Извините, пожалуйста.
- Через пятнадцать минут первый урок кончится.
- Но ведь я же на минуточку, - пролепетал Панама. - Я только лошадь посмотреть. Ах, шляпа я, шляпа…
- Парнишка коня-то как увидал, всё на свете позабыл, - сказал старичок, улыбаясь.
- Не он один такой! - усмехнулся Борис Степанович. И вдруг зажал портфель коленками, а руками ловко открыл лошади рот. - Так, говоришь, отец, восемь лет кобылке-то?
- Восемь и есть, - закивал старик. - Восемь.
- Рановато ей ещё на задние-то хромать.
- Дак шпат это. Шпат, милый…
- Следить надо было. Кормите чёрт знает чем. О копытах и не говорю, за такое копыто кузнеца убить мало.
- Дак ведь, милый, - извиняющимся голосом заговорил старик, - кузнец говорит: инструмента нету. Напильник, скажем, копыто опилить, и то купить негде.
- Совести у него нету, - строго ответил Борис Степанович. - Самого бы его так подковать. А напильник я принесу, ещё приедете сюда, так я через утильщика передам.
- Вот спасибо, вот спасибо… - закивал возница. - Кузнец-то говорит: не продают за безналичный.
- За наличный бы купил, копейки стоит! Не трактор ремонтирует - живую лошадь куёт. Ну, Пономарёв Игорь, как вы сегодня? Настроены посетить учебное заведение? Я ведь только на минуточку остановился… Ладно, какой урок-то прогулял?
- Географию… - убито ответил Панама.
- Ну вот что. Будут спрашивать - скажи, я тебя задержал: ругал за контрольную. Кстати, ты хоть иногда в учебник русского языка заглядываешь? Так, хотя бы из любопытства…
Панама стал рассматривать трещины на асфальте. А уши его, он чувствовал, опухают и становятся такими огромными и горячими, словно к голове приставили две оладьи.
- Ну ладно, смотри, на второй урок не опоздай. - И Борис Степанович зашагал к школе. Он шёл размашисто, широко, и тяжёлый портфель в его руке, казалось, ничего не весит.
В прошлом году, когда Борис Степанович появился в школе, в первый же урок задал контрольную и поставил двадцать две двойки! Никогда ни один учитель столько двоек не ставил. После этого началось: каждый день диктовка, какие-то игры на составление слов, весь класс кроссвордами увешал. Вообще-то заниматься у Бориса Степановича интересно, но уж больно легко двойку заработать. А у него получать двойки почему-то очень неловко. Посмотрит, словно сквозь человека, и скажет:
- Встань, Пономарёв, у тебя чувство юмора есть?
- Ага…
А класс уже замер.
- Так это ты что, для смеха написал: “Над городом мурлыкали журавли”? Дай дневник, хочется мне на память оставить автограф. Кстати, напиши это слово на доске и объясни классу его значение…
Все хохочут, Пономарёв готов через все четыре школьных этажа провалиться. Борис Степанович сидит, не улыбнётся, бородку пощипывает, только в глазах ехидные черти пляшут. Портфель у него словно сундук у фокусника: никогда не знаешь, что он оттуда вынет. Один раз достаёт пакет полиэтиленовый с кусочками моркови, другой раз вытаскивает хлыст какой-то с костяной ручкой, а то ещё какие-то железки, ремни, пряжки…
А как-то пришёл на урок в сапогах и в красном пиджаке! И штаны белые. Вообще-то, конечно, красиво, но так по улице не ходят. И ему, наверное, самому неловко было. Как только звонок, он бегом, только каблуками простучал, и в такси. Другого бы учителя ребята сразу спросили, почему он так одет, а этого только спроси, он тебе так ответит - не обрадуешься.