Со стоном, хрипом, обливаясь потом, вожделея и вожделея. Лидия билась под ним с молчаливым ожесточением, сопя и тяжело дыша, как все полные люди. В тот момент, когда их тела слились, она вдруг перестала сопротивляться и, обхватив Верховского за шею, впилась в его пересохшие губы. У того потемнело в глазах, и наступил последний аккорд этой какофонии.
Потом они долго сидели молча, не могли отдышаться. Верховский пытался понять, была ли изнасилованная им девица невинной?
Неловкое молчание нарушила Астахова.
– Наше с вами знакомство, князь, зашло слишком далеко. Вероятно, вам придется отвечать за последствия вашего гнусного поступка!
Она с трудом поднялась и стала быстро приводить в порядок свой наряд и прическу. Перо, столь не понравившееся Евгению, сломалось и валялось на полу. Астахова устало продолжила:
– Придется ехать домой, а к графине послать лакея сказать, что занемогла.
– Лидия, я готов исполнить свой долг порядочного человека. Тем более что это и есть мое желание! Позвольте просить вашей руки! – прохрипел Евгений.
– Завтра, пополудни будьте у нас, – она благосклонно кивнула головой и быстрым движением заколола прическу выпавшей шпилькой. – Только не вздумайте теперь появляться на людях. У вас на лице все написано! Да и платье совсем не в порядке! Пойдите же и вы домой, да поскорее.
С этими словами она быстро вышла в противоположную дверь. И в самом деле, удивительно, что за все это время никто не нарушил их преступного уединения. Евгений полез в карман брюк и извлек часы. Поразительно, получалось, что прошло всего минут десять! А если бы кто-нибудь из гостей, утомившись слушать пение, решил отдохнуть среди деревьев и цветов? То-то был бы скандал!
То-то пища газетным писакам! То-то крику о безнравственности современной молодежи. Да еще где? Ха-ха, на благотворительном собрании, можно сказать под носом у почтеннейшей публики!
От этих мыслей Евгению стало и весело и страшно. Кровь забурлила, в голове застучало.
А ведь он победил! Он поймал свою удачу, правда, не за хвост, а за… Стоп, стоп! Кто кого поймал? Не кричала… Сама пошла… Сопротивлялась, но не вырывалась, и это только подогревало его… Неужто его, такого ушлого и опытного, завлекла в такую примитивную ловушку простая купчиха? А ведь как тонко она поняла его! Ведь чем проняла? Видимостью неприступности! Грубостью! Тупым равнодушием! А за этим какая дикая страсть, какая чувственность!
Тем временем пение закончилось, гости зашумели. Верховский вынужден был прервать свои размышления и спешно ретироваться от постороннего взора, на ходу поправляя одежду.
Глава пятая
Катерина Андреевна почти бегом ворвалась в комнату мужа. Василий Никанорович сладко почивал на диване. Лицо его прикрывала газета, чтение которой и сморило его окончательно.
– Василий! Василий, проснись!
– Что? Что такое? – спросонья Ковалевский подскочил на диване и с неудовольствием пробурчал:
– Ну что так кричать, матушка! Пожар, что ли? Да и будем ли мы сегодня обедать, в конце концов! Вот не дождался и заснул, а спать на пустой желудок ох как нехорошо!
Он опустил ноги на пол и смотрел на жену, протирая глаза и тряся седой головой, желая сбросить с себя остатки тяжелой дремоты.
– Не до обеда. Васенька! Новость-то какая!
– Какая новость?
Роев наконец дозрел и сделал Наде предложение!
– Да ну! – изумился отец. Сон как рукой сняло. – И что она?
– Не знаю, заперлась у себя, вроде плачет. – Ковалевская в великом возбуждении ходила по комнате, обхватив себя за локти.
– Да сядь ты ради Бога! Не мечись передо мною, я то аж в глазу зарябило! Сядь, надо все обдумать!
Супруги молча сели рядом на диване. Невольно оба разом вспомнили прошлое, свою собственную женитьбу. Катерина Андреевна узнала о сватовстве Василия Никаноровича в кабинете отца. Старик призвал дочь и сообщил о том, что он принял решение выдать ее за Ковалевского.
Жених был первостатейный, но она его совсем не знала, видела и говорила всего несколько раз.
И хотя сердце ее было свободно, она испугалась и заплакала. Просто от обиды, что ее даже не спросили. Отец осерчал, затопал ногами.