Повестка… Запертый кабинет № 14… Очередь ТУДА…
Неужели всё это настолько серьёзно?
Папки с «парамуширцами»…
— Нет-нет! — сказала Хельга. — Положи так, как было.
С похвальным послушанием я переставил обратно к центральной опоре пустой, рассыпающийся от ветхости ящик, который только что убрал с дороги.
— Видимо, я не первый, уходящий по этой лестнице в день призыва? спросил я.
— Потом, — сказала Хельга. — Смотри под ноги.
Очередное препятствие я не стал убирать. Вместо этого я ухватился за центральную опору и перенёс тело через пять или шесть ступенек сразу. Утвердился на новом плацдарме и посмотрел вниз — осталось всего ничего. Посмотрел наверх и заявил непререкаемым тоном:
— А вот здесь я тебя перенесу.
— Конечно, — согласилась Хельга. — Я так не смогу.
Она присела и положила руки мне на плечи.
Святые сновидцы! — я так давно не носил на руках женщин! Ника не в счёт, я имею ввиду незнакомых женщин. Оказалось, что это занятие требует постоянного навыка… Я, конечно же, справился — и с лестницей, и с Хельгой, и с самим собой, — но при этом я сам себе напомнил моего же бедного белого слона с электрической лампочкой кое-где. Слава Богу, я, кажется, не засветился. Во втором смысле…
Теперь нам осталось преодолеть последние пять ступенек. Три из них отсутствовали: похоже, они были давным-давно срезаны автогеном. Верхняя, разорванная посередине, скалила из-под ржавчины точки свежих разломов. А на нижней громоздилась пузатая металлическая фляга, заляпанная давно высохшей краской. Пол под лестницей был тоже захламлен — лишь в полуметре от последней ступеньки, за флягой, я углядел свободный пятачок пыльного кафеля.
Кажется, на нём были следы…
До фляги вполне можно было дотянуться ногой и встать на неё, а потом уже спрыгнуть на пятачок, но Хельга сказала:
— Нет. Давай так же.
Я сделал так же — снова ухватился за центральную опору, пронёс тело над флягой, стараясь не задеть её ногами, и опустился. Точнёхонько на пятачок. Ну, разумеется, я не первый! Маршрут был явно кем-то подготовлен и отработан: под носом у НИХ, и такой, чтобы с первого взгляда казался неодолимым без шума. Сунешься — загремишь. Во всех смыслах.
Ай да девочки с секретами.
«Господин капитан, как вам нравится роль дезертира? Вживаетесь, ваше благородие?»
«Стараюсь, Витенька. Приходится…»
Я проследил взглядом остаток маршрута до фанерной двери сбоку от окна (точно такой же, как наверху, но чуть поновее) и повернулся к Хельге. Она снова присела и положила руки мне на плечи, а я покрепче ухватил её за бедра, готовясь поднять и перенести.
«Нет!» — крикнула она глазами, до боли сжав пальцы у меня на ключицах.
«А как?» — спросил я глазами.
— Надо подождать, — шепнула она. — Замки боятся…
И в ту же секунду наверху, в тупичке за тонкой фанерной дверью, один за другим протяжно всхлипнули два биотических запора. Мы окаменели, став похожими на необдуманно усложнённую скульптурную группу. Коварная фляга, почти касаясь мятым боком моего колена, искушала опереться на неё. Но я уже видел, что этого делать нельзя, и терпел.
Нервная профессия — дезертир. На Парамушире было проще.
— Эй! Ареста-анты-ы! — донесся сверху довольно приятный, низкий баритон. — Тащите ключ — вызволю!
Это был обычный голос обычного человека: весьма занятого, предельно уставшего и даже слегка одуревшего от скучной, однообразной писанины, но неизменно доброжелательного и умеющего радоваться жизни. И не было в этом голосе ну ничегошеньки от парамуширской нежити, а очень много было от сержанта Помазанника — Леонтия моего Николаича, шутками да прибаутками отвечавшего на моё уставное хамство, а после той страшной ночи, когда выжгли мы весь наш второй взвод — всё то, во что он превратился, хлеставшего меня наотмашь по щекам и вливавшего в меня, через сжатые мои зубы, неразбавленный спирт…
Между тем наверху пробухали в тупичок до самой фанерной двери Зинины башмаки, а следом простучали каблучки красивой, и приятный баритон проговорил с чуть насмешливой укоризной:
— Вам бы его, девочки, снять вовсе и обычный крючок навесить, из гвоздя. Или хотя бы второй ключ заказать, пусть у нас висит.
Красивая неразборчиво пошутила, а Зина добавила что-то про чай с вопросительной интонацией.
— Запах аж к нам шибает, — одобрительно сказал баритон, — и сил нет, как хочется, но не могу. Зашиваемся. А вы как — хотя бы до «фэ» дошли? Сегодня к нам и на «у» и на «фэ» подвалить могут, не подведёте?