— Стало быть, перешел на новую работу? — нервно поглаживая усы, спросил он. — А зарплата как, повысится?
— Не знаю, — уклонился от ответа Маматай.
Но старик не унимался. Он не понимал, как это можно легкомысленно относиться к такому вопросу.
— Как это так, не знаю? Тебя переводят на новую работу, а ты не поинтересовался, какая будет зарплата! Что-то ты мудришь, сын, финтишь что-то.
— Ата[4], сколько заработаю, столько и получу, — уже гораздо мягче сказал обиженному отцу Маматай.
— Так-то оно так, — задумался над какой-то дальней своей мыслью отец, — но как мне тебя понять, сынок?.. Ты живешь за тридевять земель от родного дома, один, бог знает как, и все, что дорого нам, тебе не интересно…
— Я сюда не за деньгами приехал, — насупился Маматай, в душе его закипела обида. — Человек должен найти свое место в жизни, свой стержень…
— Сынок, я не против, но все же… — Отец не умел говорить, не умел и убеждать.
Да, Каипу было трудно понять то новое, что появилось в его сыне, а еще труднее было смириться с мыслью, что он, Каип, напрасно старался, устраивая своего сына в институт. «Неустойчивые эти молодые, не хотят учиться, — удрученно размышлял он над поступком сына. — Был бы всеми уважаемым учителем, а теперь, вот тебе, пожалуйста, ушел в простые рабочие, да еще и не спроси ничего». Но нужно было не ссориться, а убеждать, и посему, почесывая свою давно поседевшую голову, он сказал не без ехидства:
— Но если ты не бедный, может, поможешь нам?
— Конечно, — нахмурил брови Маматай, — маме куплю платье, а тебе ичиги[5].
— Ой-ой, — часто моргая маленькими, прищуренными глазами, протестующе замахал руками старый Каип, — и к чему они нам, эти наряды! Одежки и своей до конца дней хватит. Но вот, если есть у тебя деньги, то дай их лучше мне: я на базаре телят дешевых видел. Куплю одного…
— Еще теленка? — удивился такой хозяйственной дотошности Маматай. — Посмотри, отец, во что вы с матерью одеты! Спите под дырявым тряпьем. И все оттого, что в мыслях только одно, где бы и как прикупить домашней скотины.
Такой запальчивости и отпора старик не ожидал от обычно смирного Маматая и молчал, не зная, что возразить.
На другой день Каип упросил сына показать ему комбинат. Старик плохо спал ночью, размышлял о прихотливой судьбе своего первенца и уже под утро решил, что следовало бы посмотреть на то, к чему так быстро и крепко привязался сын.
Получив пропуск, Маматай привел отца в ткацкий цех. С улыбкой следил он за вконец ошеломленным отцом. Старый Каип, быстро-быстро что-то шепча себе под нос и с опаской поглядывая на бешено крутящиеся веретена, время от времени обращался к сыну:
— Ух! Если посадить за прялки тысячу бабок, разве бы смогли такую уйму напрясть, сколько одна эта громадина! — И, наклонившись к уху Маматая, хитро: — Ой аллах… Сколько же стоит одна эта штуковина?
Маматай рассмеялся:
— Точно не знаю, отец. Но, думаю, не менее трехсот рублей.
— Охо-хо, — огорченно вздохнул старый Каип, — каждая стоит, как хорошая породистая корова!..
И в его воображении тотчас возникла картина: большое стадо его, Каипа, коров бредет по косогору Ак-Кии.
В это время Маматай старался исправить стоящий без движения станок. Старику понравилось, как ловко, без боязни орудует его Маматай со станком. И тут же с невольной гордостью он подумал: «Как же это сын так быстро научился управляться с ним?» Но вскоре его внимание привлек натяжной ремень станка, и Каип переключился на него.
— Вай-вай, смотри, сынок, какая подходящая кожа для стременных ремней… Ты бы дал мне его…
Каип был несказанно удивлен, что Маматай — небывалое дело! — решительно отказал ему, но промолчал. А Маматай еще больше расстроился…
«И почему отец такой, — переживал он, возвращаясь домой, — почему норовит все тащить в дом? Себе, все себе. Жадные люди — несправедливые».
А на другой день ранним, еще настоянным на прохладе утром старик засобирался домой. Маматай не удерживал. Каип, тщательно уложив свои покупки, на прощание не утерпел и высказал Маматаю свое отцовское слово:
— Ну хорошо, сынок. Вижу, что даром ты свой хлеб не ешь, и, коль, хочется тебе быть здесь, я со всей душой не против. И все же не сердись, но деньги не транжирь, а копи, береги, собирай да храни, как люди хорошие говорят, по дуплам зубов. Нам с тобой надо копить деньги и разводить скотину.