Девушка тихо кивнула головой и так же тихо вышла.
Маматаю стало не по себе, он неловко, не зная, куда себя девать, топтался на месте.
Шайыр включила проигрыватель: комнату заполнила чарующая, немного грустная мелодия. Откинувшись на спинку стула, хозяйка дома закрыла глаза, покачивая головой в такт музыке, низким, грудным голосом стала подпевать, казалось совсем забыв о госте.
А Маматай все больше и больше сокрушался: «Ну зачем ты здесь, Маматай? И что подумает эта девчонка? Что, мол, здесь на комбинате все такие, как он и Шайыр…» И тут же сам себя успокоил, мол, что ж тут плохого, зашел выпить чаю.
Шайыр наконец уменьшила звук проигрывателя, погасила верхний свет и включила ночник, медленно стала раздеваться. Увидев, что Маматай застыл, с испугом глядя на нее, Шайыр подошла к нему, и ловким, кошачьим движением прижала его голову к своей груди.
— Что ты, миленький ты мой… теленочек мой, — пылко зашептала она ему в ухо. — Ну кто же ты, если не теленочек? А? Неужели тебе не хочется приласкать твою желанную… Она ведь рядом с тобой… Ждет…
Маматай решительно отвел руки женщины.
— Шайыр, ты что? За дверью ведь девочка!..
— Ну и что же? — недовольно возразила она. — Что же я теперь из-за нее должна в святые записаться?
Подойдя к постели, она вдруг покачнулась и с легким стоном опустилась на кровать.
— Иди ко мне, — нежно выдохнула она.
Маматай готов был провалиться сквозь землю.
— Нет, Шайыр! — твердо сказал он. — Ни к чему все это…
Шайыр медленно поднялась с кровати и, подойдя к нему, со всего размаха ударила его по щеке — раз, еще раз… Опомнившись, он сильно стиснул ее руки, и та по-бабьи громко и отчаянно заплакала. Маматай окончательно растерялся: уйти ли, обидевшись, или, несмотря ни на что, успокоить эту несчастную, одинокую женщину.
Шайыр подняла голову и хрипло сказала:.
— Ты… ты самая последняя из всех… сволочь!.. Изображаешь из себя, что ты ни при чем… У тебя, видите ли, есть гордость, и у меня она есть, слышишь, теленочек ты мой!..
— Шакин, ради бога, скажи, что с тобой? — как можно мягче спросил Маматай, он впервые обратился к ней уменьшительно-ласково, как к ребенку.
— Ненавижу всех, — может быть, от этого еще сильнее разрыдалась Шайыр. — Еще один, такой же, как ты, ходит по земле, будь он проклят!.. Исковеркал мне жизнь…
Злость погасила все другие чувства, и Шайыр, закурив сигарету, замолчала. Маматай, обрадованный тем, что она чуть-чуть успокоилась, все же решил разобраться, в чем причина ее несчастий. Он обнял ее за плечи и потребовал:
— Или рассказывай все толком, или не отпущу…
В какую-то долю секунды Маматай почувствовал, что он теряет равновесие, так сильно Шайыр толкнула его в грудь. Отлетев к стене, он услышал:
— Убирайся, пока не поздно, убирайся!
Рука ее потянулась к пустой бутылке, и Маматай испуганно попятился к двери и выскочил во двор. Уже во дворе он услышал, как за ним захлопнулась дверь и хриплый голос Шайыр с презрением произнес: «Теленок…»
Что же ему делать? Маматай, никогда не встречавший женщин такого крутого нрава, чувствовал свое бессилие и еще долго стоял у дверей, потом медленно направился в общежитие, убитый, одинокий, чувствуя себя совсем зеленым, ничего не смыслящим мальчишкой.
В один из майских дней среди молодых рабочих в просторном кабинете директора комбината сидел Маматай. Бегло просмотрев список, директор Темир Беделбаев, пожилой, седой человек, в очках с толстыми линзами, поднял от бумаги плоское костлявое лицо и окинул внимательным взглядом присутствующих, потом густым, тяжелым басом медленно проговорил с назидательной интонацией пожилого и уже уставшего от дум человека:
— Джигиты, мы вместе с нашими комсомольцами тщательно отобрали пятьдесят молодых людей. Вот список, — он чуть-чуть приподнял листок. — В чем цель? Нам нужно пополнить технические кадры. С этим заданием мы и отправим их, то есть вас, друзья, в Ташкент на шестимесячные курсы поммастеров. Потом половина вернется, а остальные останутся на стажировке. Понятно, джигиты? — Директор воспрянул духом. — Вернетесь сюда уже специалистами. Как смотрите на это, согласны ли?
— Согласны! — шумно откликнулись джигиты.
Просторный кабинет директора сразу наполнился возбужденным шушуканьем. А сидящий у самой двери хрупкий подросток робко спросил:
— А почему среди нас нет девушек?
— Джигиты, — опять бодро произнес Беделбаев, сдвигая очки почти на кончик носа, — девушки уже стажировались как прядильщицы. Вы будете работать на тяжелых станках, а это мужское дело.