У острога топтался Василий, увидев меня, пал на колени, колотясь лбом о землю. Пришлось придержать.
— Вася, разве можно так башкой колотиться, она для другого нужна. — Поднимайся.
— Государь, наконец, ты вернулся, есть Бог на земле, есть. — Мы все молились о твоем здоровье и возвращении, услышал Господь наши молитвы.
Василий смахнул набежавшую слезу. Я обнял его за плечи.
— Пойдешь ко мне снова в адъютанты?
— Да я, да мне…
— Значит согласен.
Вместо ответа он опять бухнулся на колени с поклонами.
— Все перестань, ты ведь знаешь, не люблю я этого.
— От радости, царь-батюшка, токмо от радости.
— Бумага с пером есть?
— Все с собой, Государь. — В тюрьме допросы станут учинять, когда скажу, запишешь.
— Все сполню, Государь.
— Пошли.
Трехэтажное здание тюрьмы было переполнено — первый этаж находился в подвале. В помещении размещалось четыре общие камеры и двадцать одиночных. Скуратов с утра потрошил арестованных. Я занялся поляками. В результате троих отпустил — не виновны, свой достаток добыли честным трудом, торговлей. Единственное, обязал их в трехлетний срок рассчитаться с казной за подаренные им дома. Остальные четверо по уши замаранные, вердикт один — высшая мера с конфискацией.
Василий, добросовестно записывал показания ляхов.
— Вася, сейчас перерыв, а ты мчись к Тарасу Невдобе и пригласи сюда от моего имени, поговорить с ним надо.
Пока он мотался, мы с Семеном попили холодного кваску. Первым прискакал Невдоба. Видно, что хитрый хохол, искренне рад мне.
— Тарас, хватит кувыркаться в коленях. — У тебя как дома, все в порядке?
— Да, слава Богу, Государь.
— Ну и добре. — Тарас, занимай опять должность коменданта.
Невдоба к моему удивлению не запрыгал от радости, стал мяться, бурчать чего-то под нос.
— Не понял? — В чем проблема?
— Дык, староват вроде стал.
— Не дури, Тарас, пока больше некому. — Принимай город, а если захочешь уйти, готовь смену — найди подходящего человека. — Василий, пиши указ — с сего дня Тарас Невдоба — комендант Казани. — Давай подпишу и печать поставлю. — Сейчас поляка притащат, что служил комендантом — у него дела примешь.
С тем и вышли из помещения.
В допросной коррупционеры — сегодня мне предстояло допросить не менее четырнадцати человек. Впрочем, Семену не меньше. Тигров я разделил Малышку отправил Скуратову, резонно рассудив, что присутствие такой зверюги быстрей развяжет языки мздоимцев.
Вечером, сидя за ужином, Семен жаловался:
— Мне бесплатно молоко нужно давать, после общения с такими мерзавцами.
— Пей, сейчас прикажу, принесут.
Он замахал руками:
— Да я образно говорю. — Командир, извини за вопрос, что с сыном делать будешь?
— Высшая мера, а что я должен с убийцей делать? — Народ меня не поймет и будет прав. — Перед законом все равны, Семен, ты это прекрасно знаешь. — Наливай.
Выпили вина.
— Теперь спать, завтра тяжелый день.
С утра глашатаи орали по всем центральным улицам о казни татей и воров. Казнь назначили в двенадцать часов дня. Народ стал собираться на главной площади рано, часа за три до начала. На эшафоте, обтянутом красной материей лежала большая колода с воткнутым в нее топором. Палач в маске уже прохаживался возле нее, отдавая приказания двум подмастерьям.
За полчаса до начала казней я поднялся на эшафот и обратился к горожанам с речью. Кратко сказал, но емко. Объяснил за какие прегрешения повесят тридцать преступников, а одному отрубят голову. И прилюдно отрекся от сына.
Толпа, пораженная известием, притихла. Здесь же вышел глашатай и объявил.
— За большие и ратные заслуги перед Русью и лично перед Государем Владимиром I, царем Всея Руси и прочих ханств, Семен Скуратов награждается титулом князя.
— Семен, иди сюда, встань на одно колено.
Побледневший Семен, молча, встал передо мной на колено, я вытащил саблю из ножен и положил ее конец ему на плечо.
— Боярин Скуратов, данной мне властью, присваиваю тебе княжеский титул за твои заслуги. — Носи его с честью. — Поздравляю, князь, — я обнял растерянного Семена. — Вечером обмоем.
— Благодарю тебя, Государь, жизни за тебя и Родину не пожалею, спасибо.
— Ну, будет тебе.
Меж тем привезли в железной клетке главного преступника — моего бывшего сына. На эшафот его ввели не расковывая, только сняли кожаную повязку. Здорово он сдал за одни сутки. Глашатай зачел приговор и все прегрешения преступника. Подмастерья подвели сына к колоде, встав на колени, он положил на нее голову — палач вопросительно воззрился на меня. Я махнул рукой, блеснуло лезвие топора и вонзилось в колоду с глухим стуком, отрубленная голова упала в подставленную корзину.
В чистом и ясном небе раздался гром, у горизонта блеснула молния.
Распорядителю приказал труп сжечь, пепел развеять над рекой. На тридцати виселицах сооруженных вокруг эшафота преступников вздернули одновременно. С этими поступить также, что и с главным — сжечь.
Вечером на площади зажарили двух быков и выставили четыре бочки вина — все за счет казны.
— Василий, мытари посчитали конфискованное в казну.
— Так точно — двадцать две тысячи золотых, серебра тридцать тысяч и медью пятнадцать. — Золотые изделия отдельной строкой идут.
— Домов сколько за ними?
— Двадцать девять, государь, один жил в Кремле.
— Семьи выселить в дома поплоше. — Денег им на житье оставили?
— Да, Государь, по десять процентов от конфиската.
— Василий, на вечерний пир пригласишь Сашку Кота с семейством и княжну Алену Благовещенскую. — На чем гостей привезешь?
— Дык, Государь, у тебя три выездных кареты имеются.
— Тогда ладно.
— На пир также пригласишь полковника Удалого с тысяцкими. Коменданта Невдобу — всех естественно с семьями. — А где мои славные механики и кузнецы?
— Они, Государь, по своим кузницам работают, уж лет десять оружейку-то закрыли по приказу царицы.
— Вот зараза.
— Воистину, Государь, ой, прости за ради Бога.
— За языком следи, на будущее.
— Их тоже с семьями пригласи. — А другие где мои ближние бояре?
— Боярин Худорин во Владимире, остальные кто где. — Если нужно узнаю, наведу справки.
— Да уж, будь любезен, наведи не откладывая. — Семен, поехали.
Скуратов ехал рядом на вороном жеребце, спросил его:
— Где твоя Елена прекрасная, жена ненаглядная?
Семен насупился:
— Дом пустой, соседи сказывают, она лет десять назад умотала с купцом-греком. — Да и хрен с ней.
— Во, во, кобыле легче, когда баба с возу. — Не кручинься, найдем тебе достойную девушку, пора тебе нормальным семейством обзаводится, да и мне тоже — вякнул я последние слова себе под нос.
Вечером гуляла вся Казань, в главном соборе отслужили праздничный молебен по случаю возвращения Государя.
К восьми часам вечера съехались гости, кроме всех прочих, за стол усадили моих бывших телохранителей — Петра с Федором с женами.
По правую руку от меня сидел Скуратов, по левую — Аленка. Посмотрел я на своих подданных и улыбнулся:
— Друзья, надеюсь, я могу так к вам обратиться?
Народ радостно загудел.
— Так вот, друзья, я рад всех вас видеть, и, надеюсь, вы меня не подведете. — У нас с вами много дел впереди — Русь поднять, не воробьям фигушки показывать. — Ярослав, и вы ребята, встаньте, — за верную службу жалую вас золотыми — полковнику сто монет, вам по пятьдесят.
Подбежавшие слуги положили перед каждым кожаные кошели.
— Рядовым гвардейцам принимавшим участие в деле — по два золотых, им отправят в казармы. — Александр — обратился я к Коту — получи компенсацию за десять лет неплаченной тебе пенсии и за верность твою — сто двадцать золотых.
Адъютант положил перед Сашкой кошель. Все названные подходили ко мне, кланялись, целовали руку. Такой церемониал, ничего не поделаешь.
— Княжна, Алена — за моральный вред, принесенный тебе. Прими двести золотых. — Князь Скуратов — тебе за заслуги, двести золотых монет. — Вам, бояре, — указал я на кузнецов Юрия и Никиту — по пятьдесят монет, столько же тебе, Федор, и тебе, Петр. — Митрич, — позвал я бывшего управляющего, добрейшей души человека, он подошел, подслеповато щурясь. — Тебе, Митрич, тоже компенсация за невыплаченную пенсию — сто золотых монет.