Приехав, решили избавиться от таратайки, негоже подставлять хозяйку.
Семен уселся в грузовик, а я в трофейную машинешку и отъехав от города километра три, замаскировали ее в густом леске.
Рано, часа в четыре, поехали к лагерю. Машины оставили в березовом колке, а сами двинулись скорым шагом. На четыре вышки с часовыми, приходилось всего два прожектора — нам только на руку.
— Семен, начинай, я пошел — закончишь, подгребай.
До главных ворот, где находилась караулка, я полз минут пятнадцать.
Сзади послышались тихие щелчки — Скуратов выбивал фрицев. Вот и караулка.
Дверь оказалась закрытой, пришлось постучать. Открыли не сразу, некоторое время перепирался с охранником — потом разозлился и сказал, что пакет из штаба дивизии СС, оставлю на пороге. Пусть мол, комендант лагеря сам разбирается с нерадивыми подчиненными. Подействовало. Нырнул в дверной проем, фрица убил ножом по ходу движения. Увидел второго — удар в горло, готов. Стоп-кадр, так их здесь всего двое что ли?
Высунул наружу голову, свистнул, прибежал Семен.
— Сеня, теперь двинули в казарму и заскочи по пути к коменданту — он нужен живым.
Управился я быстро, эссэсманов оказалось всего тридцать человек. Прибежавший Скуратов остался не у дел.
Сходили за грузовиками, загнали их на территорию лагеря.
— Время — пять, десять — сообщил Семен.
— Подождем до шести, тогда всех разбудим. — Накормим, и я начну отправлять народ. Скинули с себя окровавленные плащ-палатки и зашли в комендатуру — нужно же пообщаться с местным начальством. К моему удивлению, комендантом оказалась женщина в звании шарфюрера СС, о чем свидетельствовал мундир, аккуратно повешенный на спинку стула.
— Ты все обыскал?
— Да, командир, вот трофеи, правда сейф не смотрел — времени не было.
Я плеснул водой на белокурую немку, лежащую на кровати.
— Красивая стерва — заметил Семен.
Да, посмотреть было на что. Хозяйка лагеря спала голышом и сейчас мы обозревали натуральную блондинку с отличной фигурой во всем великолепии.
— Приводи в чувство, часом не прибил ее?
Скуратов тряхнул эссэсовку — та открыла глаза.
Я бросил ей одежду.
— Одевайтесь, фройлян, у нас к вам несколько вопросов.
Немка в полном обалдении, молча одевалась.
— Теперь откройте сейф, посмотрим вашу документацию.
Она безропотно подчинилась — видимо приняла нас за внутреннюю службу безопасности СС. Бегло посмотрел бумаги — списочный состав узников составлял девятьсот пятьдесят четыре человека, из них триста восемьдесят две женщины. Из сейфа реквизировал пять тысяч рейхсмарок.
Немку повели к баракам, в таких строениях собаку пожалел бы держать — все в щелях, сляпано на скорую руку. Зиму никто не пережил бы, это точно.
Семен бегал от барака к бараку, будил взрослых, минут через десять, на вылизанном плацу собралась приличная толпа.
Выступив с краткой речью, я толкнул комендантшу к ее бывшим узницам — раздался истошный визг.
Немку, бабы разорвали в клочья моментально.
— Милые дамы, сделайте приборку, не стоит детишек пугать. — В этих грузовиках продукты, готовьте завтрак, через два часа начнем вас отправлять в советский тыл.
Женщины загомонили, запищали и кинулись на нас с Семеном с поцелуями.
— И последнее, женщины и дети, проживающие в Москве и Подмосковье отправляются в последнюю очередь, составьте, пожалуйста, список.
За два часа женщины управились с ребятишками, наступила пора отправлять их в сорок шестой год.
Сначала решил отправить почти всех женщин, а потом детишек группами по двадцать пять человек и одного взрослого. С первой группой женщин отправил записку советским властям, все будущие вопросы адресовать НКГБ I управление Судоплатову Павлу Анатольевичу, подписался Ханом. Старшей группы — Галине, симпатичной хохлушке с ямочками на щеках, дал подробные инструкции по их дальнейшим действиям.
В этот день нам с Семеном удалось переправить триста двадцать шесть женщин. Передохнув до шести утра взялись за переправу детишек. В итоге к вечеру остались только москвичи — сто двадцать человек, из них пятьдесят восемь детишек.
Утром, часов в десять мы всем коллективом летели в немецком транспортнике на большой высоте. Летчики люфтваффе послушно держали курс на Москву, по другому и быть не могло — жить хотят все. Полет прошел нормально, только на подлете к столице, сталинские соколы взяли нас в клещи, благо дело, что мы снизились до километра. Вообще наша авиация не выдерживала никакой критики, как впрочем, и танки, и артиллерия.
Четыре краснозвездных истребителя всласть покуражились в воздухе, пулеметными трассами указывая курс.
К встрече с советской властью мы с Семеном приготовились, еще в полете переоделись в комсоставское обмундирование без знаков различия, напялили кожаные плащи. Фрицевское тряпье выбросили за борт, в люк.
При подлете к аэродрому выдал в микрофон открытым текстом:
— Приготовьте автобусы и теплую одежду для детей, привет Судоплатову, Хан.
Я ухмыльнулся про себя, пусть подергаются в предвкушении встречи, ну а мы объявимся позже.
После приземления — цирк, нужно было видеть расстроенно-обиженные морды красных летунов и аэродромной обслуги, с оружием в руках, встретивших немецкий транспортник. Вышедший экипаж фрицев, все встретили восторженным ревом, а затем картинка маслом.
Появившиеся женщины с детишками, как серпом по одному месту, враз умерили пыл воинственных сталинских соколов. Ну а мы с Семеном, прикинулись ветошью и втихаря угнали аэродромную полуторку. Впрочем, на ней мы рассекали недолго — до ближайшей трассы. Тормознули тентованный грузовик, Семен обработал водителя и тот доставил нас в предместье столицы, потом он укатил по своим делам, напрочь забыв о мимолетной встрече.
На постой встали у милой тихой старушки — Дарьи Лукиничны. Она жила одна и мы внесли некоторое разнообразие своим появлением.
Побросав вещички, отправились на рынок, за провизией. В этот день мы отъедались и отсыпались. Проснувшись в понедельник, позавтракав, провели короткое совещание и решили ехать к Судоплатову вдвоем — слишком много барахла и документов набралось — одному не дотащить.
К двенадцати часа утра мы стояли у дверей I управления. Благодаря гипновнушению преодолели все препоны в виде часовых и дежурных, и очутились в приемной Судоплатова. Его секретарь, под нашим нажимом сообщил начальнику всего три слова — к вам Павел Анатольевич, Хан из Белоруссии.
— Проходите, товарищи.
Зашли.
Кабинет средних размеров с дубовыми панелями на стенах и длинным стволом для совещаний, на стене портреты Сталина и Дзержинского. За массивным столом с зелеными сукном перебирал бумаги мужчина в форме старшего майора НКВД.
— Проходите, присаживайтесь, я сейчас закончу.
Он перетряхнул несколько папок, затем негромко произнес несколько фраз по внутреннему телефону.
— Итак, слушаю вас, граждане.
— Павел Анатольевич, мы с вами знакомы заочно, я — Хан, а это мои сотоварищи. — Вы получили наши послания.
Судоплатов посмотрел на нас со странным выражением — одну минуту, для полной ясности сейчас подойдет наш товарищ.
И действительно, только он закончил фразу, открылась дверь и в кабинет вошел молодой старший лейтенант НКВД.
— Вы знаете этого человека?
На сей вопрос, естественно получил отрицательный ответ.
Судоплатов поморщился:
— Позвольте представить вам доблестного бойца невидимого фронта — Хан.
Мы с Семеном переглянулись и расхохотались.
— Павел Анатольевич, пусть старлей выйдет, у нас к вам приватный разговор.
Оставшись одни, вывалили на совещательный стол документы, карты, офицерские удостоверения офицеров и золотые изделия.
— Павел Анатольевич, вот эти четыре кассеты, нужно направить в фотолабораторию. Пусть проявят и сделают фотографии. Золотые изделия, мы изъяли у немцев, ваша финчасть разберется. — Относительно нас — вот наши документы, — Судоплатов, полистал паспорта — что за шутки, немедленно объяснитесь.