Следующие две страницы занимал очерк, озаглавленный: «Бестолковый убийца». Описав покушение на верховного судью, совершенное пробравшимся в дом злодеем, автор задавался вопросом: что могло подвигнуть Дремпи Квисельда, давнего прислужника Белого Трибунала, вдруг обратиться против своего господина. Признание самого Дремпи, что он поддался наущениям Злотворных, мало о чем говорило. Заканчивалась статья требованием расследования деятельности Белого Трибунала и, если найдутся к тому основания, его роспуска.
Право, смелое предложение, однако население встретило его с интересом и одобрением. Десять лет назад о таком и помыслить было нельзя. В «Разгоняющей Туман» только о Трибунале и говорили. И почтенный Айнцлаур то и дело заглядывал к Тредэйну поделиться новым анекдотом или слухом касательно скандального дела Квисельда. Последний раз он рассказал, как судью Фени ЛиРобстата осадила на улице толпа разгневанных горожан. Говорили, что судья основательно перепугался, но счастлив, что так легко отделался.
Тредэйн надеялся, что слухи не лгут. Он по-прежнему желал Мухам удачи, но опасался, что они перегнули палку, и бдительность властей неизбежно возрастет. Рано или поздно тайные агитаторы попадутся, и ничего хорошего их не ждет.
Жаль, решил Тредэйн, но его это не касается.
А вот о записке Гленниан он этого сказать не мог. Колокола за окном звонили полдень. Пора принять решение, которое он оттягивал со времени получения приглашения - или, скорее, вызова. Он понимал, что разумнее будет не встречаться с девушкой. Она в минуту разоблачила весь его маскарад, вспомнила его настоящее имя - тщательно скрываемую тайну. Сколько еще она раскопает, с ее-то острым умом и неистощимым любопытством? В конечном счете ему в целях безопасности придется очистить ее память. С другой стороны, он обещал встретиться с ней, и если не придет сегодня, она будет осаждать его, пока не добьется своего. Лучше уж пройти через все это побыстрее. Кроме того, признавался Тредэйн самому себе, ему хочется снова увидеть девушку, снова услышать ее голос. Не потому ли он не назначил приема на сегодняшний день?
С последним ударом колокола Тредэйн решительно поднялся из-за стола. Надел привычные очки и шляпу и, выйдя из дому, широко зашагал по направлению к мосту Пропащих Душ. Он так спешил, что не обратил внимания на неприметного человечка в одежде садовника, выдвинувшегося из-за ограды сквера и тихо последовавшего за ним.
Она уже ждала его. Длинный синий плащ окутывал стройную фигурку. Гленниан стояла к нему спиной, глядя на реку, но Тредэйн издали приметил и узнал каштановый блеск ее волос. Он подошел, встал рядом. Она обернулась. По-прежнему хороша, отметил Тредэйн, но выглядит усталой, под широко расставленными зеленоватыми глазами наметились тени.
– Я думала, ты уж не придешь, - сказала Гленниан.
– Я же дважды сплюнул, помнишь?
– Я не была уверена, что ты еще считаешь слюну законной печатью. Ладно. Я хотела поговорить с тобой сегодня насчет твоих необыкновенных, можно сказать - редкостных познаний.
Тредэйн похолодел. На его лице не дрогнул ни один мускул. Знает. Непонятно, рассуждения или чутье помогли ей проникнуть в самую темную из его тайн, но она знает. И теперь, как ни отвратительна эта мысль, придется очищать ее память полностью…
На его лице отразилось лишь легкое недоумение, когда он переспросил:
– Необыкновенные познания… в чем?…
– В этом, - она отвернулась к реке.
Он неохотно проследил ее взгляд - за рекой находился остров Лисе, где пронзали небо шпили башен Сердца Света.
– Ты единственный из моих знакомых… может, вообще единственный человек, кто побывал там пленником и вернулся живым, - пояснила Гленниан. - Там теперь мой опекун, почтенный Дремпи Квисельд. Я прошу тебя рассказать, каково ему там.
Лучше не проси. Но его тревога немного улеглась. Она имела в виду вовсе не его познания в колдовстве.
– Ты, - попытался уклониться от темы Тредэйн, - кажется, очень любишь своего опекуна?
– Мы с почтенным Дремпи не слишком близки. Но он приютил меня после смерти родителей, не оставил бездомной. Он был добр и великодушен, и я благодарна ему. Я у него в долгу.
Ты и не догадываешься, каков этот долг. Тредэйн промолчал.
– И я хотела бы помочь ему, если это возможно, - заключила Гленниан.
– Боюсь, надежды мало. К нему не допустят ни посетителей, ни передач, ни записок.
– Что с ним сделают?
– Запрут в камеру, скорее всего одиночную, до суда. Его, насколько мне известно, не обвиняют в чародействе. Но он подозревается в покушении на верховного судью, и наверняка судить его будет Белый Трибунал.
– Глава которого, разумеется, вынесет совершенно беспристрастный, справедливый приговор! О, что за гнусный фарс! - воскликнула девушка.
– Осторожнее, - предостерег ее Тредэйн.
– Ладно, буду говорить тише. Разумеется, осторожность прежде всего! Они будут его мучить? - прямо спросила девушка…
– От него потребуют подписать признание. Если он согласится, у них не будет никаких причин прибегать к пыткам.
Кроме удовольствия, которое доставляет им зрелище чужих страданий, добавил он про себя.
– Конечно, он согласится. Должно быть, он уже во всем признался. Бедный почтенный Дремпи! Как это несправедливо, как страшно!
– Значит, ты не веришь в то, что он виновен? - полюбопытствовал Тредэйн. - Я слышал, что доказательства неопровержимы.
– Не могу сказать, что совсем не верю, - призналась Гленниан. - Но только это совершенно на него непохоже. Мой опекун всегда был человеком смирным, даже робким. Он просто трепетал перед Гнасом ЛиГарволом. Почти невозможно поверить, что из всех людей именно почтенный Дремпи решился на такое безрассудство, как покушение на верховного судью. Если это сделал он, то разве что в припадке помешательства, бреда, или же обманутый кем-то. Правда, в последнее время он был немного не в себе. Не знаю, в чем дело, он ничего мне не говорил. Но в одном я уверена - на него кто-то или что-то повлияло. Кто или что, я не знаю, но непременно собираюсь выяснить.