– Но ведь можно хоть что-то сделать. Вспомни о могуществе Автонна. Ты не призывал его? Может быть, он…
– Автонн… - Тредэйн усмехнулся. - Не проси меня объяснять, просто поверь - от него нечего ждать помощи.
Его каменная уверенность убедила ее, и Гленниан не пыталась спорить, только спросила:
– А если бы ты мог отделаться от этого договора со Злотворным, что бы ты стал делать?
– Отделаться невозможно, - все так же равнодушно возразил Тредэйн. - Вопрос не имеет смысла.
Гленниан помолчала, потом медленно предложила:
– Ты не хочешь хотя бы подумать о том, чтобы использовать свои способности для более стоящего дела, чем уничтожение личных врагов?
– Более стоящее дело - это то, чем занимались твои друзья-памфлетисты?
– Ты мог бы сделать многое - для многих.
– Я не говорил тебе, что запас моей силы ограничен? Когда она будет исчерпана, я стану собственностью Ксилиила. Ты и теперь будешь уговаривать меня тратить ее?
– Нет-нет, тогда не трать, вообще не используй! Будь осторожен, не расходуй ее, и…
– Рано или поздно отмеренный мне срок подойдет к концу. Тогда, если не раньше, Ксилиил получит меня.
– И что будет?
– Мое сознание продолжит существовать бесконечно, бессильное и… не в лучших условиях.
– О, - воскликнула Гленниан. - Как ты мог попасться в такую ловушку? Ничто в мире нельзя покупать за такую цену!
– Немножко поздно жалеть. Остается только извлечь как можно больше выгоды из заключенной сделки.
– То есть - продолжать охоту за своими обидчиками? Тебе и так плохо, а ты еще больше ухудшаешь дело. Прошу тебя, Тредэйн, остановись!
– Не могу. И не хочу.
– Тогда мне жаль тебя - и я за тебя боюсь, - Гленниан тут же пожалела об этих словах, потому что он замер, как будто она воткнула ему нож в сердце. Невыносимо было видеть мертвый, безнадежный взгляд его глаз, но что толку отрицать - он погиб, и надежды на спасение нет. Она ничем не могла помочь ему - никто не мог.
Еще минута - и она расплачется. Лучше поскорее уйти, к тому же ее ждут.
– До свидания, - сказала Гленниан, с удивлением слыша свой спокойный голос. Ответа она не ждала и поразилась, услышав его слова:
– Ты еще придешь?
– Да. - Она еще не знала, что сказать, а слово уже прозвучало.
Гленниан отвернулась и вышла.
Пфиссиг Квисельд утер лоб и вздохнул. Рядом с ним на скамейке заворочался и засопел пьяный, оскорбляя собой зрение и слух почтенного молодого человека. С закатом солнца хмурый садовник покинул сквер, однако не успел Пфиссиг порадоваться его уходу, как его сменил этот грязный, вонючий, омерзительный тип, осквернивший своим присутствием занятую молодым Квисельдом скамью. Деваться от него было некуда.
Пфиссиг терпеливо переносил мучения, не отрывая взгляда от дома доктора Фламбески. Шторы были задернуты, так что с его наблюдательного пункта заглянуть в комнаты не представлялось возможным. Яркие фонари освещали площадь, убивая всякую надежду незаметно подобраться к зданию. Что бы ни происходило внутри, оно оставалось скрытым от глаз молодого Квисельд а, так что воображение Пфиссига беспрепятственно могло рисовать самые соблазнительные картины.
Гленниан ЛиТарнграв и этот иностранец-врач - наедине. Она раздевается, доктор ощупывает нагое тело, неизбежное развитие событий… Причем скорее всего Фламбеска так и не снимет свои темные очки, даже когда…
По телу Пфиссига, несмотря на духоту весеннего вечера, пробежал приятный холодок. Удовольствие от воображаемых картин прервал луч желтого света, пролившийся из открытой двери. Гленниан ЛиТарнграв вышла из дома, и дверь за ней закрылась.
В темноте он не мог рассмотреть выражения ее лица, но ссутуленные плечи выдавали уныние. Как видно, свидание с доктором не порадовало Гленниан. Жаль, жаль. Девушка постояла с минуту, как видно, углубившись в невеселые раздумья, но отдаленный звон колокола вывел ее из оцепенения. Она решительно расправила плечи и зашагала прочь все той же раздражавшей Пфиссига целеустремленной походкой. Неужели девчонка не понимает, как непривлекательно выглядит?
Он украдкой следовал за Гленниан. Сперва Пфиссигу показалось, что она направляется к дому, но скоро он увидел, что ошибается. ЛиТарнграв по чистым, светлым улицам Восточного города вывела его на окраину. Дорога стала хуже, фонари - реже, а воздух наполнили неприятные запахи.
Не самые бедные кварталы, еще не трущобы, и все же неподходящее место для одиноких прогулок в темное время суток - да и при свете дня, если на то пошло. Могла бы ради приличия хоть факельщика нанять. Но Гленниан, беззаботная или безответственная, как обычно, пренебрегала подобными мерами предосторожности.
Она не только не боялась, но словно не замечала сомнительного окружения. Может быть, даже надеялась встретить уличного приставалу? Он бы не допустил подобного, само собой, но пока ее рассеянность давала Пфиссигу некоторое преимущество - девушка так и не заметила, что за ней следят.
Шла себе по неприятно темным улицам, и, в конце концов, свернула в обшарпанный проулок между обветшавшими домами. Разумеется, это не могло быть финальной точкой ее путешествия, уверял себя Пфиссиг, пока не увидел, как девушка скрылась в самом маленьком и ветхом из домишек. Она постучалась, дверь мгновенно отворили, и Гленниан проскользнула внутрь.
Ну-ну.
Пфиссиг присмотрелся. Окна темные, свет горел только в одном, выходящем на задний двор. В переулке не было ни души. Очень удачно. Пфиссиг неслышно подкрался к окну, проскользнул в тень стены, благословляя про себя не по сезону теплую погоду, заставившую обитателей дома оставить окно приоткрытым. Занавески были задернуты, но дешевая ткань порвалась в нескольких местах, позволяя заглянуть внутрь.
Пфиссиг увидел жалкую кухоньку, вполне соответствовавшую наружности дома. Гленниан ЛиТарнграв восседала во главе простого стола из сосновых досок. Рядом с ней было еще трое: женщина, мужчина и личность неопределенного пола. Пфиссиг, нахмурившись, рассматривал бесполое существо: блестящие светлые кудри, младенчески-розовая кожа, крупные кисти рук и кадык - скорее все-таки мужчина.
Гленниан что-то говорила. В ее голосе и манерах сквозила спокойная властность. Определенно, она глава этой сомнительной компании. Сосредоточенно вслушиваясь, мысленно отгородившись от городского шума, Пфиссиг различал почти каждое слово.
– …Никого больше не осталось, - говорила она. - Остальные погибли или заперты в Сердце Света, то есть все равно что мертвы. Их группы рассеяны, и распространителей нам не найти. Возможно, это и к лучшему. Мальчикам, по крайней мере, ничего не грозит.
Распространители? Мальчики?
– Я, как заместитель Набата, своей группы не имею, - продолжала Гленниан. - Следовательно, вы трое представляете все наши силы. Сколько у каждого из вас распространителей? По восемь-девять человек?
Остальные утвердительно зашептались.
– Достаточно для тщательно продуманных операций, если мы решим продолжать работу. Это и следует обсудить в первую очередь. Будем ли мы продолжать? Есть ли в этом смысл? Мы понесли большие потери, остались без предводителя и товарищей, станка и остатков тиража, утратили удобное пристанище в Горниле. Сможем ли мы пережить этот удар? Что скажете?
После долгого молчания заговорила вторая женщина - полная, темноволосая, с карими газами, скрывающимися за стеклами очков.
– Племянник мужа одной моей приятельницы, возможно, сумеет за хорошую цену раздобыть печатный станок.
– Я как художник не ровня Горгулье, - признался бесполый, - но могу попробовать себя в карикатуре.
– Итак?… - обратилась Гленниан к последнему из собравшихся, молчавшему до сих пор пожилому мужчине в элегантном костюме.
– Продолжаем, - последовал ответ. - А вы, Председатель?
Председатель? Что за странную игру ведут Гленниан и ее приятели?