Несколько мгновений он недоверчиво вглядывался в мои глаза, затем разжал пальцы:
- Иди.
Трудно было поить остальных бесеков под немигающим взглядом их главаря. И приближаясь к следующему наемнику, я все думала, что Увыр мне не доверяет. Но все оказалось прозаически проще, он следил, чтобы очнувшиеся не попытались перерезать мне горло. Поэтому тех, кто слишком резво тянулся к кружке, будущий вождь племени предупреждал всего лишь одной фразой:
«Ыргиб уллар!», что в переводе значит: «Наша сестра!»
Когда все были напоены, двадцать горных наемников одновременно назвали меня доброй сестрицей и поклялись в братской верности. Сестра племени, сестра каждого племенного. Высокое звание для неприкасаемых и оберегаемых наемниками. Таких «родственников» у горных было лишь двое:
Дядя - лекарь, заплутавший в горных цепях более тридцати лет назад. Спасенный ими от смерти, он остался с племенем до конца своих дней.
Мать - пожилая женщина, пришедшая в их селения за дочерью в первый набор невест.
А теперь третьей стала я - сестра, не посетившая их поселений и оставшаяся на свободе.
- Это честь для меня, - тихо произнесла в ответ на их клятву. - Спасибо.
- Родная всем нам, ты обязана погостить в моем доме, - непререкаемым тоном сообщил Увыр. Он заметил мой недоверчивый прищур и с кривой улыбкой добавил. - Сможешь приехать, когда пожелаешь, и уехать, когда посчитаешь нужным.
Я кивнула. Знаю, этим словам можно верить, но в поселение их не въеду никогда. Поберегусь.
- До утра осталось лишь несколько часов. Спите, боли больше не потревожат вас.
Тихо вышла из комнаты и закрыла двери.
Оборотня, оказавшегося за моей спиной, я не увидела, скорее ощутила. Обернулась в черном коридоре, тихо спросила:
- Что?
- Не верь ни единому слову, - рыкнул он. - Обезглавят и обесчестят.
- Хорошо, если в этой последовательности, а не в другой.
- Что?!
Уставшая от волнений и душевной встряски, я лишь пожала плечами и обошла его:
- Ничего.
Спускаясь вниз, с удивлением отметила, что меня охраняли всем домом. Борб сидел в коридоре у двери, Патайя у окна напротив, пятнадцать мужчин во главе с Суровым оказались в соседней ярко освещенной комнате, а младший Датог на ступенях лестницы. Он там хорошо устроился с подносом полных орешков и книгой. Теперь понятно, что с грохотом катилось по ступеням, когда оборотень вылетел из комнаты.
- Все хорошо. Ложитесь спать.
Сообщила я своей многочисленной охране, и забрала свечу у хозяйского сына.
Прошла сквозь кухню, чтобы спуститься во двор через задний вход, на соседнюю террасу. Там мне в последнее время очень нравится сидеть, и там меня не сразу увидят и вряд ли услышат. Хотя, как сказать, меня, правильнее будет выразиться - нас. Идущего за мной барона, я, может быть, не слышала, зато его сердитое сопение в шорохах дома, различала. А потому наперед знала, что сейчас последует, и почти была к этому готова. Почти…
Весна была все еще морозной и снежной, но холода я не чувствовала и вышла не одевшись.
- Как же жить хорошо, - взойдя на террасу, поставила свечу на перила и посмотрела в звездную даль неба. - Прекрасно... Просто замечательно!
Сзади раздался смешок и едкое замечание:
- Так ты поила трусливых сопляков или сама напилась?
- Они не сопляки, и вы это знаете, - я резко обернулась. - А напиться стоило. Тогда бы додумалась раньше, почему вы тот разговор затеяли и, как с цепи сорвались…
- С цепи? - прорычал он.
- Да! - обняла столб и неожиданно расхохоталась. - Вы и с цепи…
Представила огромного белого волка с ошейником, расхохоталась еще громче.
- О, Боже… правда, смешно!
- Не очень? - скривился и досадливо фыркнул. - Прекрати.
Что ж, если он того хочет. Стараясь унять подступающую истерику, я помахала ладошками на лицо и вернулась к сути разговора.
- Вы… это специально, наговорили мне там, наверху! Чтобы будущий вождь племени услышал, осознал степень опасности и запомнил на будущее. У вас ведь слух звериный, вы легко определили, кто и когда очнулся.
- Не может быть, - протянул оборотень издеваясь.
- Увыр теперь трясется при одной лишь мысли о встрече с вами.
- Не знал.
Я не обратила внимания на его слова, пусть говорит, что вздумается. Главное уяснила. Белый варвар хорошо контролирует себя и своего волка, все остальное не более чем игра на нервах непосвященных. Так что больше на слова его не поведусь и пугать себя не позволю.
- А как вы провозгласили себя регентом при старшем принце, так он и понял, что судьба всего племени в ваших руках. А значит спорить особо не стоит.
- Умная немощь.
- А потом ваши слова, - я тихо вздохнула, - они напугали меня до легкой дрожи.
- До полуобморочного состояния, - поправил он и с усмешкой поинтересовался. - Тебя пожалеть?
- Не надо. И не умна, раз не поняла вашего хода сразу. И ведь знала, что во всех деревнях нашей долины на главу белой стаи люди молятся…
Он хмыкнул и от слов моих, словно бы отмахнулся.
- Да, деревенские сплетни слушают, собирают и любят, приукрасив, пересказать. Но все равно молятся.
- А оборотни стаи, - продолжила говорить с улыбкой в голосе, погладив столб. Дерек вспомнился и тройка его подчиненных, бесстрашные волки, которых мне временами не хватает. - Они готовы душу отдать за своего вожака и лишиться ипостаси. Что уж говорить о принце Гаро, для него вы почти герой…
Повернулась к внимательно смотрящему на меня оборотню и произнесла, не скрывая усмешки:
- Правда, когда не рычите и не обещаете растерзать.
- Ошибаешься, - тяжелый взгляд черных глаз засветился.
- Нет, - заявила упрямо, - и я разделяю мнение принца.
Он неожиданно оказался стоящим передо мной, оскалившийся и грозный в полуобороте:
- Врешь!
- Барон, - придав голосу твердости, я подняла голову, чтобы прямо посмотреть в почти звериные глаза, - вашей неконтролируемой злости я больше не поверю.
- Даже так? - звериная бровь заинтересовано приподнялась.
- Да, и не буду дрожать.
- Я бы поспорил.
В следующее мгновение свеча погасла, а я оказалась прижата к каменному столбу горячим и твердым телом оборотня в человечьем обличье. Судя по его глазам, наступило самое время слезно молить о пощаде и сознаваться во всех моих грехах, мыслимых и немыслимых. Вот только день и без этого выдался неспокойным и насыщенным, силы давно на исходе, а сама я почти что сплю. Не вовремя он меня к столбу прижал, совсем невовремя.
Поэтому с усталостью глядя на грозного барона, тихо попросила:
- Прекращайте меня пугать.
- Я только начал… - решительно ответил он.
Поцелуй был яростным и ненасытным.
Протестуя, замычала, но его угрожающий рык заставил смолкнуть. Еще немного и оборотень меня в клочья порвет, а ведь Ола предупреждала, нельзя играть с волком, даже, если я для него колючий ежик.
Догадалась бы, как он меня наказать захочет, молчала бы в тряпочку, послушно кивая на каждое слово. И чтобы не чувствовать осознанную грубость, звериную силу и его злость, согласилась бы со всем сказанным и даже повторила. Нужно было молчать, а еще нужно было обозвать его зверем, двуликим и бесчестным, на что он явно надеялся. Но что потом? Была бы разыграна сцена, происходящая сейчас или хуже нее?
Это уже не важно. Я здесь, он здесь, и мне не нравятся варварские методы подчинения. Углубить свой натиск ему не удалось. Еще бы, сопротивлялась изо всех сил, повторяя про себя, что не сдамся. Так он сдавил мою челюсть и нажал на подбородок, заставив подчиниться. Застонала не столько от боли, сколько из жалости к себе. Противостоять силе сына ночи не могу, идти на поводу не хочу, но чтобы прекратить это, нужно его огорошить. Как? Чем? Чего он ждет?
Ясное дело - полной капитуляции и слез. А чего ожидать не может?