Пробило двенадцать, в часовне раздались чистые детские голоса: «Се грядет…» Зашуршали накрахмаленные платья, на стены упал отблеск сотен свечей.
«Боже, храни короля… — продолжал хор. — Даруй милость свою его сыну…» Ни один мускул не дрогнул на застывшем, словно из камня высеченном, лице Ричарда, рядом с его рукой на кресле бессильно покоилась восковая рука жены. За витражами окон медленно проплывали снежинки. Они падали на реки, озера, ложились на луга, липли к стенам замков, покрывали поля. Снег шел везде — от побережья Ла-Манша до церкви в Шериф-Хаттоне, где покоился прах сына короля.
Вскоре Анну увели. Вокруг нее, обмениваясь многозначительными взглядами, суетились врачи. Каждый день в ее спальне появлялись новые посетители, каждый день сюда приходил ее муж. Вид у Ричарда был совершенно измученный. Часто бывал здесь Филипп — то с какой-нибудь новой книгой, то с лютнистом, может, новые песни из Фландрии порадуют слух королевы. В феврале он специально ездил в Кембридж: там полным ходом шло строительство колледжа, на которое Анна дала деньги.
Зима подходила к концу — на Темзе начал крошиться лед, небо днем становилось лазурным. Ученые, настроив свои астролябии{161}, внимательно наблюдали за звездами и предсказывали всяческие чудеса.
В покоях королевы теперь царила полная тишина, даже книги были отложены в сторону. Однажды ранним утром Филипп зашел в кабинет короля.
— Ваше Величество, можно вас… — Двери, соединявшие апартаменты, были открыты, на пороге стояли священники, они только что вышли из внутренних покоев королевы.
Казалось, Анна спит, но при звуке знакомых шагов ресницы ее затрепетали. Ричард присел у кровати и прошептал;
— Ну как ты, сердце мое?
— Ну вот, наконец-то ты здесь, — очень слабо, но с явным облегчением произнесла она, ища его руку. Филипп собрался было оставить их наедине, но Анна, с трудом повернув голову, остановила его: — Дорогой друг, вам совсем не надо уходить.
Неожиданно свет за узкими окнами померк; из помещения, примыкавшего к королевской спальне, послышались испуганные восклицания, в этот момент на солнце легла гигантская тень.
— Ничего страшного, — сказал Филипп в ответ на ее немой вопрос. — Ученые люди давно предсказывали это. Скоро все будет как прежде.
Анна вздохнула и произнесла едва слышно:
— Как хорошо, что мне довелось увидеть такое чудо. Что, солнца совсем не видно?
— Нет, — ровным голосом откликнулся Ричард.
Она лежала совсем неподвижно, Ричард с Филиппом решили, что скоро конец. Но внезапно глаза ее широко раскрылись.
— Знаете, о чем я подумала? — заговорила она со слабой улыбкой. — Помните мою мать в Барнете? А ее монашек? Неважно ей было, и вы велели перевезти ее на север, в более удобное место, хотя в Барнете она находилась по приказу короля. Никто не оказывал ей большей милости после смерти моего отца, и она навсегда сохранила признательность вам. — Анна беспокойно заворочалась, и слезы градом покатились у нее по щекам. — О, из-за меня вы оказались в таком опасном положении. Вот если бы я могла сберечь нашего сына, который стал бы наследником… Думаете, я ничего не понимаю? Бесплодная жена, и один лишь Линкольн — наследник трона, а тут еще этот маленький Уорвик, у него тоже есть права, и вдруг кому-нибудь придет в голову вспомнить о них…
— Тихо, тихо, родная. Мне вполне хватит Линкольна — это верный человек, и у него львиное сердце. Может, вы хотите, чтобы я вызвал его из Шериф-Хаттона, чтобы он прямо здесь, перед вами принес клятву верности?
Ричард поглаживал жену по волосам. Она печально ответила:
— Но вы ведь сами всегда говорили: доблесть выше всего.
Снова наступила тишина, нарушаемая лишь ее тяжелым дыханием. Чтобы ей было легче, Ричард приподнял ее, в глазах у Анны заплясали язычки пламени от свечи.
— Как темно. Я и не думала, что днем может быть так темно. — Лицо ее исказилось. — Дикон… — Голос, даже не голос, а едва слышный звук оборвался. Она сдавила ему руку и медленно откинулась назад…
На пороге толпились слуги. Филипп, не говоря ни слова, жестом отослал их. Свет окончательно померк. В людской зарыдали служанки, но из комнаты, которую Филипп только что оставил, не доносилось ни звука.