— Что правда? Что они мертвы? Или что их умертвили по его приказу?
— А вы сами в это верите? — ровным голосом спросил Фрэнсис.
Мелкие волны бились о нос корабля. Вглядываясь в мерно дышавшую поверхность моря, Филипп припомнил ночь перед Босвортом и то странное чувство душевной опустошенности, которое не мог понять и от которого не мог избавиться.
— Да поможет нам Бог, — прошептал он. — Нет. В это я не верю.
— Я был уверен, что вы знаете, как все на самом деле было, — повторил Фрэнсис. — Может быть, они умерли от болезни, или это был несчастный случай, или… — Он побарабанил пальцами по поручням. — Вокруг короля всегда вьются люди с нечистой совестью, которым лишь бы выслужиться. Не исключено, что кому-то из них пришло в голову такое и… В то первое лето Ричард редко бывал в Лондоне. А Брекенбери не мог постоянно оставаться в Тауэре. Так что это могли сделать в его отсутствие. Король ничего так и не узнал до тех самых пор, пока не возвратился из Солсбери.
Ветерок, поначалу почти незаметный, становился все сильнее. Филипп посмотрел на кузена. Губы Фрэнсиса посинели. Дрожащими от холода пальцами он старался получше запахнуть плащ.
— Фрэнсис, давайте спустимся. Вы еще не совсем оправились, а здесь слишком холодно.
Нетерпеливо покачав головой, Фрэнсис снова опустился на тюк с шерстью. Движения его были медленными и неуверенными, но Филипп решил, что лучше не пытаться помочь ему.
— Вот и Крещение{171} позади, — негромко проговорил Фрэнсис. — Помните, как мы в прошлом январе отмечали его в Вестминстере? О Боже, а ведь было это всего год назад! — Он поджал колени к груди. — Да, кстати, Филипп, не слышали? Тайрел замирился с Тюдором. Мне это монахи рассказали. Надо признать, что они большие сплетники, слухи прямо на лету подхватывают и, как базарные кумушки, разносят их по всему королевству. — Перехватив недоверчивый взгляд Филиппа, Фрэнсис рассмеялся. — Да, да, верный Тайрел, который так любил короля Ричарда, вернулся к себе в Уэльс, сохранив и должности, и все свое добро. Смешно, правда?
— Ну и пусть себе наслаждается жизнью, — сказал наконец Филипп. — Помню, как он прислуживал королю. На какие хитрости только не пускался, лишь бы подержать полу плаща или протянуть ему кубок с вином. Одно время он ни на шаг не отходил от Бэкингема: рыбак рыбака видит издалека. А Бэкингем был тот еще рыбак. Интересно, как Тайрел выкрутится теперь, когда его покровитель так бесславно пал?
На Филиппа снова нахлынуло прошлое. Он рассеянно, жестом, который уже вошел в привычку, принялся покачивать левую руку, стараясь унять вдруг вспыхнувшую боль. Судя по всему, кости срослись правильно, хотя по-настоящему владеть этой рукой он уже не сможет никогда. Бывали дни, похожие на сегодняшний, когда Филипп или слишком уставал, или пребывал в дурном настроении, или им овладевали неприятные воспоминания, тогда он в который раз физически ощущал, как в его ладонь впечатывается тяжелый башмак.
Корабль бодро бежал вперед, и вскоре на горизонте показались меловые отмели нормандских островов. Южнее угадывались неясные очертания берега Франции, за ними начинались невидимые пока земли Фландрии. Филипп улыбнулся, тронул кузена за плечо и вытянул вперед руку. Но Фрэнсис, не отрываясь, смотрел туда, где осталась Англия…
Через два года после Босворта у Стоуна йоркисты потерпели окончательное поражение. Это была последняя в той длинной цепи династических битв, которые вошли в историю как война Алой и Белой розы. Силы, которые возглавляли виконт Ловел и граф Линкольн — они состояли в основном из ирландцев и германских наемников, которым платила вдовствующая герцогиня Бургундская, — были обращены в бегство полководцем короля Генриха Тюдора графом Оксфордом. Линкольн пал на поле битвы. Лорду Ловелу удалось избежать гибели. Он переплыл через Трент, и с тех пор его никто не видел.
Прошло более двухсот лет.
Новые обитатели замка в Минстер-Ловеле, решив по-своему обустроить здание, сломали перегородку между комнатами на нижнем этаже и обнаружили потайное помещение. На полу белели человеческие кости. Возможно, это были останки Фрэнсиса Ловела. Ходили слухи, что после поражения при Стоуне он вернулся домой, его прятали слуги, до конца сохранявшие верность хозяину. Но как он умер: от ран или от голода — никто не знает…