Когда солдаты закончили свое дело, Ричард подошел к ним, нагнулся и потянул за золотую тесьму, обнажив две шелковые полоски. Он помолчал немного, вглядываясь в умерших, рванул рубаху, смял в руках ее шелковое полотно и швырнул на поникшие тела. Затем, отступив на шаг, коротко бросил:
— Забирайте.
Чувствуя, что его вот-вот стошнит, Фрэнсис отошел в сторону. Он слышал, как его позвал Перси. Фрэнсис ускорил шаг, палатка была совсем недалеко, и через несколько минут он уже стоял у входа. Поколебавшись, юноша неуверенно откинул полог, внутри все было тихо. Подручный врача собирал инструменты. Грегори Трейнор встретил Фрэнсиса улыбкой.
— Спит? — спросил юноша.
— Обморок, — ответил Трейнор. — Но не волнуйтесь, все будет в порядке. — Он пытался стянуть залитую кровью рубаху со здоровой руки Филиппа. Фрэнсис подошел, чтобы помочь; вдвоем, изо всех сил стараясь не задеть туго забинтованное плечо раненого, они наконец освободили его от одежды и накрыли одеялом. Если бы не хриплое прерывистое дыхание, можно было подумать, что Филипп мертв. На груди у него лежал небольшой обломок стрелы.
Каннингс обследовал пациента со всем тщанием, а теперь расслабился и отхлебывал из большого бокала вино.
— Повезете его в Барнет? — спросил он Фрэнсиса. — Милорд Глостер велел мне немного побыть с ним. Надо убедиться, что все идет хорошо. Я зайду перед ужином, а до тех пор смотрите, чтобы он был в тепле и особо не шевелился. Если захочет пить, смешайте воду с вином. Всего хорошего, сэр.
Фрэнсис уселся у изножия койки, а Трейнор пошел к двери.
— Я немного приберусь здесь, сэр, — сказал он.
Фрэнсис кивнул и, бросив презрительный взгляд на бледного оруженосца, пристроившегося в углу, произнес:
— Можете и его с собой взять; пусть присмотрит за лошадьми, что ли; во всяком случае, ухаживать за моим кузеном я ему не позволю.
Оставшись наедине с Филиппом, Фрэнсис откинулся на койке и сложил руки на коленях. Он устал. Путь из Линкольншира был неблизкий, и Фрэнсиса клонило в сон. Он подтянул поближе сундук, устроился поудобнее и опустил голову на сложенные руки.
Вскоре Филипп беспокойно зашевелился, дернулся и что-то пробормотал. Фрэнсису, в тревоге склонившемуся над ним, показалось, что тело у него слишком холодное, и он набросил на кузена плащ, оставленный Ричардом. Подумав немного, он снял с себя камзол и положил сверху; потом тщательно расправил всю эту гору одежды, подвернул с боков, чтобы ниоткуда не задувало. Фрэнсис с некоторым скепсисом оглядел выстроенное сооружение, но Филипп повернулся на другой бок и вздохнул поспокойнее. Вскоре его дыхание стало более ровным, он погрузился в целительный сон.
…На дороге послышался скрип колес, и Фрэнсис пошел посмотреть, кто это едет. Туман рассеялся окончательно, при ярком свете солнца ехала грубая повозка, увозившая из Барнета в Лондон тела Ричарда Невила, графа Уорвика, и его брата.
Глава 7
Филипп провел в Барнете три недели. Верный данному слову, Каннингс вернулся в первый же вечер, как Филиппа перевезли в этот городок, и обнаружил, что пациента его поместили на втором этаже постоялого двора, над общей комнатой. Лучше ничего не нашлось. Критически осмотрев помещение, Фрэнсис велел покрыть пол новыми циновками и послал юного Уилла, оруженосца кузена, в Лондон за льняными простынями — местные явно не годились. Филипп об этом ничего не знал. Первые сутки он провел в какой-то полудреме. Словно издали, он ощущал прикосновение чьих-то рук — это был врач. Он не мог сказать, кто к нему обращается — Фрэнсис или Трейнор; то лица сливались, то разделялись вновь. Однажды он назвал кого-то из них Робом, требуя объяснить, почему милорда Глостера оставили одного. В ответ ему, сказав что-то успокаивающее, поднесли ко рту чашку. Он жадно выпил воду, затем опять провалился в сон, словно в глубокий колодец.
На следующий вечер постоялый двор опустел. Трейнор устроился на ночь в прихожей. В комнате, где лежал больной, горела свеча, при свете ее Фрэнсис, сидевший за столом, что-то старательно писал. Работа продвигалась медленно, Фрэнсис часто прерывался, мучительно кусая губы, в одну из таких пауз он уловил за спиной какой-то шорох и, обернувшись, увидел, что Филипп сбросил одеяло и смотрит на него широко открытыми глазами.