— Нормально вроде, — ответила Фрая, прислушиваясь к себе и понимая, что своеобразное ощущение постепенно ослабевает. — А ты?
— Лучше всех. Я выносливый. И жрать уже реально хочется. Скоро там эта разноска?
И снова, словно отвечая на запросы, среагировала техника. Внутри кресел что-то щёлкнуло, спинки сложились, подняв пассажиров, ремни ослабли, позволяя сесть удобнее. А перед каждым студентом из пола поднялась узкая высокая тумба. Верхняя её часть сдвинулась, открыв доступ к подносу, крепко удерживающему в магнитных пазах блюда, ёмкость с напитком и приборы.
В узком запаянном прозрачном стакане, со вставленной в него герметично закрывающейся трубочкой, в ярком свете ламп заманчиво переливался прозрачный жёлтый сок — кисло-сладкий, с приятной едва заметной горечью. Похоже, даже тем, кто мучился тошнотой, он придётся по вкусу, потому что плоды рифрата, из которого его изготавливают, снимает симптомы укачивания.
На крошечной тарелочке, прижатый плёнкой, чтобы не улетел, лежал маленький кусочек пышной злаковой лепёшки, посыпанный семенами жута. На тарелке побольше, так же удерживаемая плёнкой, красовалась россыпь причудливо нарезанных свежих овощей и тюбик пряного соуса с завинчивающейся крышкой. А в герметичном подогреваемом контейнере под прозрачным куполом дымилась и источала умопомрачительный аромат покрытая золотистой корочкой прожаренная ножка горного репла.
В салоне на миг наступила идеальная тишина. Впрочем, очень скоро её нарушили треск разрываемых упаковок, смачный хруст, чавканье и стук приборов о тарелки. А ещё неизбежные комментарии — не в силах были низшие не поделиться с соседями своими впечатлениями:
— Чего так мало-то? Мне это на один укус!
— Хватай быстрее, а то улетит!
— Вкусно безумно, вот бы вторую порцию...
— Экономят на нас высшие.
— А ты думал, нас ждёт банкет? Перелёт и так дорогой.
— Вот прикол будет, если они и для себя так готовят.
— А ещё роскошнее не хочешь?
— Ну и для кого все эти украшательства? — недоумевал Дьяр, обгладывая крошечную косточку, свободным концом продетую в маленькую, ажурно вырезанную салфеточку, и высасывая из тюбика соус. — Такое и готовить замаешься, а зубам-то без разницы, что молоть. Лучше бы порции сделали побольше.
Фрая пожала плечами. Несмотря на согласие разума с высказанной точкой зрения, на душе было приятное умиротворение, и возмущаться не хотелось.
В общем-то, не так уж и плохо. Главное, вкусно. И действительно, это могут быть дорожные порции. А в академии от голодных и полудохлых студентов никакого толка не выйдет. Значит, кормить будут как следует.
Ну насыпали всякой мелочовки, ну по своей прихоти зачем-то потратили силы и время на ненужные изыски, так это же чужие традиции. К ним придётся приспособиться, никто ради низших не станет привычки менять. И, по идее, надо бы пусть не принимать, но хотя бы уважать иной уклад жизни.
Грязная посуда скрылась в тумбе, а она сама опустилась обратно в пол. По потолочным светодиодам над головами пассажиров пробежали голубые искорки, сложившиеся в надпись: «Свободное перемещение разрешено! Двигайтесь осторожно, держась за поручни», а сами опоры немедленно опустились с потолка.
— Чем займёмся? — потягиваясь, широко зевнул, показав идеально ровные белые зубы, Дьяр.
— Давай пока в креслах посидим.
— Ну да, сейчас все в туалет ломанутся, — согласился парень, посмотрел на свою соседку, вернее на её волосы, и засмеялся.
— Ты чего? — не поняла она причин веселья.
Привычным движением попыталась заправить непослушную прядь за ухо и обнаружила, что все её шикарные длинные волнистые волосы приподнялись, окутав голову пушистым облаком.
— Нужна лента! Или резинка! — сообразила девушка, дёрнулась было, чтобы поискать в своей сумке, но вспомнила, что она-то об этой незаменимой вещи не задумалась раньше и из дома не взяла. Пришлось старательно сгребать разлетающиеся невесомые нити и пытаться сплести из них косичку.
Дьяр, посмеиваясь, пытался ей помогать, но больше мешал. В итоге едва не грохнулся с кресла, получив ощутимый тычок в бок и напутственное: «Отвали».
— Дай хоть завяжу. А то опять в стороны разлетятся, — не отступился парень, пошарив в карманах и вытащив обрывок шнурка.
Фрая сама бы справилась, и хотела было привычно послать куда подальше желающего до неё дотронуться, но неожиданно для самой себя протянула соседу кончик толстой тёмно-русой косы. И с неосознанным пристальным вниманием смотрела, как пальцы осторожно касаются непослушных прядок, сначала нежно оглаживая, выбирая место, а затем опутывая и стягивая шнурком.
Ощущение было, словно он не волос касается, а кожи. Голой, чувствительной, уязвимой. И это рождало в теле томительное волнение, от которого перехватывало дыхание и скручивалось тугим узлом в низу живота.