Выбрать главу

— Здесь хорошо сказал товарищ капитан, что Юра стал полноправным членом вашей офицерской семьи. Членом нашей маленькой семьи — тех, кто рос с ним с детских лет, — он был и навсегда останется. И это, наверное, высшее качество человека, когда в любом коллективе он становится своим, близким и уважаемым. Это качество настоящего гражданина. И я хочу взять на себя смелость сказать: именно высокие гражданские достоинства моего друга ввели его еще в Одну семью, называемую так в буквальном, а не в фигуральном смысле — в семью Левашовых, состоящую пока что из двух человек. Я говорю это потому, что жизнь, история да и литература доказывают, что полюбить большой любовью можно и жестокого человека, и подлого, и даже ничтожного. Но я верю в то, что Наташа могла полюбить лишь очень хорошего и достойного человека. Потому что сама она благородная и честная натура. Я знаю ее совсем недавно, но ручаюсь за свои слова. В конце концов, — закончил он шуткой, — я следователь. Моя профессия — раскусывать людей с первого взгляда. За Наташу!

Все зааплодировали.

— А я хочу поднять бокал за осуществление моей мечты… — неожиданно начал Цуриков.

— Мы на свадьбе Левашовых, — строго вставила тамада.

— Знаю, знаю! — Цуриков улыбнулся. — Моя уже отшумела и новая пока не предвидится…

— Кто знает… — заговорщицки подмигнул Шуров.

За столом все труднее стало сохранять порядок, несмотря на усилия громкоголосой тамады. Гости раскраснелись, шумели, смеялись, речи перемежались неизбежными криками «Горько!».

— Дайте же закончить! — потребовал Цуриков. — Пью за мою мечту: увидеть свой очерк в центральной газете, — он уже кричал, чтоб его услышали, — очерк о генерале Юрии Левашове, с его большим фото! И еще чей-нибудь очерк в «Советской культуре» о знаменитой певице народной артистке Наталии Левашовой!

Разумеется, все немедленно потребовали, чтобы Наташа спела.

Она растерянно развела руками:

— Инструмента нет…

— Есть инструмент, — ехидно заметил Цуриков. — Насколько мне известно, ты получила сегодня подарок — гитару.

— Ой, забыла! — Наташа прикусила губу, но Левашов так и не понял, действительно ли она забыла или только сделала вид.

— Я начну концерт, — сказал Цуриков, — чтоб ввести Наташу в обстановку, а то без подготовки у нее от волнения может голос пропасть.

Он подмигнул, ударил пятерней по струнам и запел приятным, с хрипотцой, голосом одну из своих любимых песен.

Как часто бывает в праздничных компаниях, после шумного застолья, заздравных речей, бесшабашного веселья наступила лирическая пауза. Каждый, думая о своем, молча слушал песню.

Когда Цуриков замолчал, раздались негромкие аплодисменты. Он передал гитару Наташе.

Она спела романс на слова Есенина, потом русскую народную песню, потом две песни — одну на французском, другую на итальянском языках…

Она пела тихо, вполголоса, но чувствовалось, что сдерживает себя нарочно. Голос у нее был волнующий, низкий, очень проникновенный. А песни — все грустные, с медленной, текущей, подобно широкой реке, мелодией.

Она запела на украинском языке, на английском, а потом, бросив быстрый взгляд в сторону Гоцелидзе, на его родном языке. Когда она закончила, Гоцелидзе вскочил, бросился к ней и расцеловал в обе щеки, на глазах его блестели слезы.

— Ах ра мшвениери хма! Ра хма!.. — прищелкивая языком, кричал по-грузински он.

Наташа и Цуриков пели еще много, им подтягивали хором. Потом, недолго порепетировав, они спели дуэтом. Концерт закончили песней, которую Цуриков написал еще в училище, сочинив и слова, и несложную мелодию.

Звенят, звенят в полях валы крутые. Иду навстречу ветру меж хлебов, И сквозь колосья мне смеются озорные, Смеются мне глаза веселых васильков.
Иду лесной смолистой глухоманью, Где над озерами нависла кисея, Где так люблю холодной, белой ранью, Прохладной тихой ранью выкупаться я.
Застыли в небе ели голубые, Склонили лапы ласково ко мне, А там, вдали, блестят просторы снеговые, Бегу, бегу я к ним по снежной целине.
Куда бы путь ни лег мой от порога — Среди полей цветов, среди полей войны, — Я все равно одной, одной иду дорогой — Моих отцов, моей судьбы, моей страны…

Потом разбрелись по углам.

Жены Кузнецова и Русанова с высоты своего семейного опыта наставляли Наташу, как жить дальше. Цуриков сообщал Шурову последние московские новости. Офицеры роты собрались в кружок и обсуждали свои дела.