Работа закипела сразу.
Десантники, умеющие обживать новые, непривычные места, по-хозяйски взялись за дело. Не прошло и нескольких часов, как всюду уже стояли палатки, ладно сбитые шалаши. Возле полевой кухни зажелтели свежеструганные столы и скамьи. Взметнулись к небу антенны радиостанций. Белый с красным крестом флажок повис у медпункта. Телефонисты тянули кабель, электрики устанавливали освещение. Пожарные, чьи сверкающие красным лаком могучие «Уралы» вмещали по четыре тонны воды, готовили свое снаряжение, перематывали брезентовые рукава, проверяли стволы… Водителей-трактористов, в том числе и солдат из роты капитана Кузнецова, сразу же куда-то увезли. Тут же Цуриков, с блокнотом, ручкой и портативным магнитофоном в руках, готовил свои первые репортажи.
Совещания штаб проводил на открытом воздухе, обычно на рассвете. Командовал сводным отрядом могучего сложения майор внутренних войск, бывший чемпион столицы по борьбе самбо, с широким добрым лицом, с которого не сходило удивленное радостное выражение. Он являлся крупнейшим специалистом своего дела, не раз воевавшим с таежными пожарами. Фамилия майора была Дедиков. И десантники немедленно окрестили его Дедком.
В штаб входили руководители всех, как выражался Дедок, «приданных подразделений», в том числе капитан Кузнецов с заместителем по политчасти лейтенантом Левашовым.
На первом же совещании весь район был разбит на боевые участки. Дедок охарактеризовал обстановку, указал главные очаги загораний, направления движения огня, наличные силы и порядок их распределения по участкам…
После совещания члены штаба отправились в свои подразделения. Ушел и капитан Кузнецов. Левашов задержался. Ему нужно было еще выяснить кое-какие вопросы: часы и места проведения политинформаций, сроки доставки газет, «добить» вопрос о киноустановке для своих ребят.
Когда они закончили дела, Дедок закурил, задумчиво глядя в сторону зеленой лесной стены.
Левашов проследил за его взглядом.
— Скажите, товарищ майор, — спросил он, — этот лес не загорится? А то мы тут расположились, как на курорте…
— Этот лес безопасен, — усмехнулся майор. — Мы потому тут и расположились. Во-первых, сами видите, до него километр открытого пространства, опять же речка под боком — можно всегда отступить и, как говорится, сжечь мосты. Выражение в данном случае подходящее. Да и нечему гореть в этом лесу. — Он помолчал. — Его же нет фактически, одна оболочка осталась.
— Как так нет? — удивился Левашов. — Вот же он! Или я ослеп?
— Ослеп не ослеп, — опять усмехнулся майор, — но проникнуть, так сказать, в лесную гущу даже самому острому взгляду не под силу. Знаете что, — предложил он неожиданно, — не пожалейте полчаса, поедем со мной. Увидите кое-что, потом своим бойцам расскажете, просветите их. Идемте в мою машину.
Они въехали в лес и несколько минут двигались молча, любуясь его зрелой красотой. К лесной дороге сбегались березы. Темные у основания, они возносились к своим зеленым кронам беломраморной колоннадой. Зеленые сережки-колбаски кое-где уже подсохли и разлетелись во все края, намереваясь дать жизнь новым красавицам. Листья мягко колыхались. Стволы особенно ярко белели на фоне густеющего леса — всей этой черно-зеленой рати.
Потом на смену березам у дороги возникли осины. Их листья беспрестанно дрожали мелкой, пугливой дрожью. Они попеременно оборачивались то рыбьей серовато-серебристой чешуей, то жабьей зеленоватобурой кожей.
И вдруг что-то изменилось в лесу. Сквозь стволы деревьев проглянулся бело-желтый фон, и сами стволы вроде бы стали тоньше, длиннее, исчезли листья, потемнели сучья…
Машина уперлась передними колесами в канаву. Широкая и глубокая, с кипевшей на дне водой, пролегла та в обе стороны, ограждая лес.
А впереди открылся трагический пейзаж. К самому горизонту уходила почерневшая пустошь, обгорелые, беловатые от золы пни, сгоревшие завалы. И испепеленная, обуглившаяся земля…
Левашов вылез из машины, долго стоял потрясенный. Это было так страшно, так неожиданно после зеленого, густого, живого леса — эта пустынная, убитая огнем мертвая природа. Ни листика, ни травинки, ни жучка. Пепелище, пепелище, куда ни глянь…
— Вот так, — негромко заговорил Дедок за его спиной. — Все спалил, проклятый! Только здесь сумели остановить. Я уж третий раз сюда приезжаю. С кем ни поедешь, все одно твердят: лес, лес, где же пожар? А лесу-то осталось с гулькин нос. Ну сколько мы проехали? Километров четыре-пять. А раньше он на все тридцать тянулся. — И, помолчав, добавил: — Вот для того нас и поставили, чтобы огонь дальше не допустить, чтобы закрыть ему дорогу…