— За мной! Вперед! И смотрите, куда ступаете! Прапорщик Томин — замыкающий!
Левашову казалось, что он прокричал эти приказания громко, но в действительности за треском огня его хриплый голос был еле слышен.
Нестерпимый жар, подступая с обеих сторон канавы, палил так, что порой дымилась одежда, обгорали ресницы и брови. То и дело приходилось окунаться в воду с головой. Это приносило облегчение. Но через несколько секунд волосы, лицо, одежда, оставшаяся на поверхности, высыхали, и приходилось окунаться снова. Порой целые участки застилал плотный едкий дым, и тогда десантники надевали противогазы. Резко ухудшилась видимость. Десантники держались друг за друга и замедляли шаг.
Дно канавы было изрыто, где-то повышалось, где-то уходило из-под ног. Солдаты проваливались в ямы, падали, спотыкаясь о накопившиеся в канаве груды камней, исчезали под водой и вновь выныривали, широко открывая рот, наполняя легкие гаревым, бедным кислородом воздухом.
Они брели километр, второй, третий по этому бесконечному пылающему лабиринту, а канавы возникали одна за другой, разбегаясь влево и вправо на перекрестках, и неизвестно было, по которой продолжать путь.
Левашов вел десантников лесенкой — до перекрестка прямо, затем направо, снова до перекрестка прямо и снова направо.
— Ну как?! — кричал он, улыбаясь, оборачивая к следовавшим за ним людям почерневшее безбровое лицо. — Ничего прогулочка?
— Очень даже хороша, товарищ гвардии лейтенант! — подхватил комсгрупорг первого взвода Прапоров. — Чем не полоса препятствий! И огонь, и вода, труб только медных не хватает.
— Здесь полегче! — бодро кричал другой солдат. — У нас на полосе потруднее. И трубы есть…
Он споткнулся, и голова его исчезла под водой. Но через мгновение вновь появилась. Он зачертыхался, отплевываясь.
В ту же минуту налетевший откуда-то ветер неистово швырнул огонь с левого берега к правому, образовав вдобавок к стенам еще и огненную крышу над головами десантников…
Солдаты торопливо окунулись в воду, рассчитывая, что порыв ветра утихнет, но он не утих, и когда они выпрямились, то по-прежнему оказались в огненном тамбуре. Они снова погрузились в воду и снова вынырнули. И так несколько раз. Люди задыхались. Над поверхностью воды почти не было воздуха, дым глубоко проникал в легкие. Губы у всех потрескались, кое-кто получил уже серьезные ожоги.
Но они упрямо шли вперед и вправо, вперед и вправо, крепко держась друг за друга, несли на руках офицера-пожарника, зорко следили, чтобы никто не отстал, не захлебнулся под водой, провалившись в яму.
На пятом километре один из десантников наступил на ржавые, непонятно как оказавшиеся на дне канавы грабли и распорол ногу. Его тоже пришлось нести на руках, кое-как перевязав на ходу.
На шестом километре путь по канаве преградило упавшее поперек горящее дерево. Пришлось отступать, снова сворачивать, чтоб обойти препятствие, не теряя ориентира. И будто в специально устроенной полосе препятствий, через двести метров, в боковой канаве, им снова попалось упавшее дерево. И опять они отступили, шли назад, потом снова назад и снова вправо…
Главное было не потерять направления, не сбиться. Иначе можно сутками бродить по этим бесконечным канавам меж огненных берегов. Теперь солдаты шли молча, тяжело дыша, все чаще спотыкаясь, натыкаясь друг на друга. Они страшно устали, ослабели от угарного дыма, от беспорядочности движений, от постоянного напряжения.
Левашов, упрямо нахмурив лоб, сжав зубы, внимательно всматривался красными слезящимися глазами в дымную пелену. Он осторожно ступал, скользя подошвами, словно канатоходец на проволоке. Иногда он оборачивался. Впрочем, замыкал колонну прапорщик Томин, а уж на него можно было положиться.
Десантники даже не заметили, как стало легче дышать, отступил, а потом совсем исчез завершивший свою работу огонь. И наконец, скользя, помогая друг другу, отряхиваясь от воды и отдуваясь, они вылезли на берег, бессильно попадали на почерневшую, еще теплую землю, устремив к небесам неподвижный взор.
Они прошли целых восемь километров по этой огненной дороге. Выбрались из огня и теперь валялись на испепеленной земле, дивясь тому, какое это, оказывается, великое счастье вот так просто лежать, не двигаясь, не думая ни о чем, не шевеля ни рукой ни ногой… Откуда-то из дальнего далека доносились рокот тракторов, еле слышные гудки, глухие взрывы, стрекотание вертолетов.