— При чем тут зарплата?
— …Зарплата одинаковая, — продолжала Наташа, — времени свободного больше. А главное, я люблю это.
— Но в ресторане!..
— Что «в ресторане»? Ресторан тоже интуристский. Тоже, как и бюро обслуживания, при гостинице. И там и тут одна работа — обслуживание зарубежных гостей. Просто в одном случае я достаю им билеты на концерт, а в другом сама участвую в концерте.
Она продолжала спокойно смотреть на него. И во взгляде ее он не уловил насмешки.
Левашов растерянно молчал.
Наташа подошла, села рядом.
— Не сердись, Юра. Я понимала, что ты встретишь мое решение в штыки. Но, когда подумаешь, не осудишь. В этом ресторане варьете, спектакль. Я солистка, исполню несколько песен и — свободна. Там отличные балерины, музыканты…
— Но это ресторан! Ты будешь выступать, а какой-нибудь пьянчуга за столиком…
— Пусть смотрит, меня от этого не убудет, — перебила Наташа. — Тот же пьяный может явиться и в бюро обслуживания, чтобы похлопать меня по щеке. И вообще, это бесполезный разговор! Я хочу петь, буду петь и не вижу причин для перемены своего решения.
— Раньше ты как-то не очень стремилась к этому, — заметил Левашов. — Помню, в институте…
— То было раньше, а теперь иначе. Я повзрослела и стала умнее.
— Ты и раньше умом не была скудна! — усмехнулся он.
— Ну давай завтра договорим, — сказала Наташа, вставая. — А сейчас, ты как хочешь, я иду спать.
На следующее утро встали вместе, и, пока Левашов делал свою «многослойную» (это уже по выражению Наташи) зарядку, она готовила завтрак. Вышли тоже вместе. И хотя ему нужно было в роту раньше, она, сославшись на желание пройтись, отправилась его проводить.
Накануне они ни о чем толком не поговорили, и только сейчас Наташа кратко рассказала подробности. Она работает в бюро обслуживания, ведает билетами в театр, цирк, экскурсиями в музеи и по достопримечательным местам, как она выразилась, «культмероприятиями для непросвещенных господ и товарищей интуристов». Но теперь она твердо решила пойти на эстраду.
Закончив свой нехитрый рассказ, неожиданно добавила:
— Между прочим, если б ты служил в тайге и вместо интуристов там одни медведи были, я себе тоже работу по душе нашла бы, не беспокойся.
— Какую, интересно? — поддразнил он ее.
— Да хотя бы кружок самодеятельности организовала, игре на гитаре обучала, французский домохозяйкам преподавала. Кстати, при нужде смогла бы и официанткой, и уборщицей, и поваром работать… Может быть, я плохо готовлю? — Она воинственно глянула на него. — Словом, захочет человек — всегда и везде найдет себе применение. Во всяком случае, как видишь, за столицу не уцепилась, к тебе приехала, хотя…
— Что хотя…
— Хотя быть женой офицера — тоже должность не из легких, поверь. — Она улыбнулась, поцеловав его в щеку на прощание, повернула обратно.
Левашов бросил быстрый, смущенный взгляд в сторону проходной — не заметил ли там кто несолидного для замполита поцелуя — и заторопился в казарму.
В тот день состоялось ротное комсомольское собрание. В повестке дня среди других пунктов были: «Рекомендация комсомольцу Власову для вступления кандидатом в члены партии» и «Персональное дело комсомольца Рубцова, опоздавшего из увольнения».
Несмотря на кажущуюся ясность и простоту этих вопросов, каждый из них имел сложную предысторию.
В том, что Власов, хороший офицер, отличный командир взвода, имеет все основания стать кандидатом партии, никто не сомневался. Однако сам он оказался куда более требовательным к себе, чем его товарищи: каждый раз он намечал служебный рубеж, по достижении которого считал себя вправе подавать заявление. А выполнив взятые обязательства, тут же брал новые. Левашов частенько беседовал с ним, даже ссорился. Власов своим вопросом: «Значит, точно уверены, что я могу?» — выводил Левашова из себя. В конце концов он решился написать заявление. Рекомендацию ему дали командир роты и заместитель начальника политотдела. Нужна была еще третья — от комсомольской организации.
В роте было девяносто процентов комсомольцев и всего два коммуниста — Кузнецов и Левашов. Для создания первичной партийной организации не хватало еще одного.
За месяц до этого собрания у замполита батальона произошел с заместителем по политчасти командира инженерно-технической роты разговор, позволивший Субботину позже сказать про Левашова: «Зрело мыслит». Правда, сам Левашов этих слов начальства не слышал.
А было так. Комбат вызвал капитана Кузнецова и сказал: