Веселились, как никогда раньше. У них был дружный класс, вместе собирались часто: на дни рождения, на праздники и просто так. Танцевали, пели, читали стихи… Скуке не было места. Но на этот раз пели громче, танцевали отчаяннее, острили удачнее. А может, все это только казалось? Новый год-то вместе отмечали последний раз, и легкая грусть предстоящей разлуки обострила чувства.
То была ночь великих решений и клятв.
Мишка Рукомойников и Люда Кольцова, смущаясь и блестя глазами, сообщили, что сразу после экзаменов в институт поженятся, и им загодя прокричали «Горько!». Алешка Мицкевич, по прозвищу, конечно же, Адам, поклялся, окончив пединститут, вернуться педагогом в свою школу. Люська Реброва, утащив Левашова в глубину сада, отчаянно краснея, дала ему слово «ждать, сколько бы ни пришлось, что бы ни было», а он гладил ее волосы и тоскливо поглядывал на ярко освещенные окна дачи.
Но главное решение четверо друзей приняли вчетвером, забравшись в маленькую мансарду, где в редкие наезды домой ночевал Люськин старший брат — геолог.
Они сидели на хромой раскладушке в своих парадных черных костюмах при бабочках, чуть хмельные, раскрасневшиеся от танцев, еды, а главное, от сознания особой значимости минуты.
Главенствовал, как всегда, Шуров.
— Ну вот что, други, — произнес он торжественно, — собрание наше, созванное по требованию общественности, объявляю открытым. На повестке дня один вопрос; кем быть?
— Быть или не быть — вот в чем вопрос? Или по-английски: То be or not to be? — that is the question, — вставил Розанов, считавший себя эрудитом.
— Ну при чем тут твои квешени? — отмахнулся Цуриков. — Как это быть или не быть! Ясно, что быть, вопрос в том — кем!
— Прекратить болтовню! — скомандовал Шуров. — Слово Левашову.
Левашов и сейчас помнил тот доклад, определивший их судьбу. Он действительно заранее готовил его, делал записи, подбирал аргументы. И начал тогда так:
— Я исходил из мнения большинства, проанализировал ряд вариантов. — Он старался говорить посолидней, употреблять побольше серьезных слов. — Оптимальная картина выглядит следующим образом…
При слове «оптимальная» Розанов поднял брови и пожал плечами, всем видом осуждая неграмотность докладчика. Но Левашов не обратил на его мимику внимания.
— Я постарался найти такое учебное заведение, — продолжал он, — которое соединило бы в себе и гуманитарные науки и точные и давало бы специальность полезную, интересную, героическую, романтическую…
— И прочая, и прочая, и прочая, — перебил Цуриков. — Короче, ты предлагаешь цирковое училище?
— Представь, нет! — взвился Левашов. — Это тебе подходит — на клоуна учиться! Да и учиться нечего, уже овладел этой профессией…
— Тише! — прикрикнул Шуров. — Валяй, Юрка.
Но Левашову уже надоело играть в докладчики.
— Словом, вот, есть такое Донецкое высшее военно-политическое училище, — просто сказал он. — Дает высшее гражданское образование и среднее военное…
— Среднее? Это маловато, — заметил Розанов.
— А нет других! — отпарировал Левашов. — Хочешь иметь высшее военное, надо сначала получить офицерское звание.
— Сколько же лет быть недоучкой? — хмыкнул Розанов.
— Тебе, — ехидно заметил Цуриков, — прямо бы из детсада армией командовать, а в школу пусть другие ходят! Наполеон!
— А станем мы, — продолжал Левашов, словно не слышал этого обмена мнениями, — политработниками в инженерных войсках или в войсках связи. Значит, так: мы и гуманисты, то есть гуманитарники… ну, в общем, политработники, мы и инженеры — там изучают физику, математику, короче, все точные науки, — мы и офицеры — профессия героическая. Подходит?
Наступила пауза.
Этот момент выбрала Люська Реброва, чтоб зайти в комнату.
— Постой, Люся! — Шуров подтолкнул ее к двери. — Мы решаем важное дело, пойми и не мешай…
Тяжко вздохнув, Люська вышла, и в мансарде опять наступила тишина.
— Что ж, — наконец нарушил молчание Шуров, — пожалуй, дело стоящее. Ты где его раскопал, это училище?
— Я изучил и систематизировал все объявления во всех газетах, — с важным видом ответил Левашов. — Нашел в «Комсомолке».
— По-моему, подходящее, — снова заговорил Шуров. — А другие?
— Насчет десантного не интересовался? — неожиданно спросил Розанов.
— Смотрел… — Левашов замялся. — В аэроклубе тоже выяснял. Конкурс там жуткий. Безнадежное дело, говорят…
— Что значит — безнадежное! — самолюбиво фыркнул Розанов. — Мы тоже не лыком шиты…
— А нельзя из твоего Донецкого училища, — поинтересовался Шуров, — когда будут назначать в часть, попроситься в саперы там или связисты, но в десантные войска? У них же тоже, наверное, полно всяких инженерных служб, а?