Хотя и в самом деле давно миновали времена, когда понтонеры, обливаясь потом, призвав на помощь всю сочность русского языка, таскали на себе тяжеленные элементы мостов на сто или даже двести метров, чтоб собрать их возле уреза воды. Ныне все иначе, все легче. И гораздо сложнее. Меньше работы для мышц, больше для ума. Не богатырем надо быть, а быстрым, сообразительным, точным.
Понтонеры расцепляют стяжку, снимают толстые гофрированные шланги, подключают их к нагнетательным клапанам, через которые воздух пойдет в поплавки, изолированные друг от друга, как в дирижабле, да еще разделенные на отсеки, как в подводной лодке. Коль пуля пробьет один, уцелеют другие и понтон останется на плаву.
Наконец понтоны готовы к действию. Все расправлено, закреплено, надуто. Урчат моторы, старшие понтонеры стоят каждый рядом со своей машиной.
Левашов быстро обегает машины — эх, нет ни Томина, ни замкомвзвода… Все убиты. Он один. Один ли? Да нет, конечно, есть другие сержанты, есть комсгрупорг Прапоров, комсомольцы — знатоки своего дела. Он в них не сомневается. Не сомневается, но проверяет. Таков железный закон в армии.
По короткой команде машины одновременно трогаются, быстро перестраиваются возле съезда в овраг и одна за другой, будто раки, пятятся к воде. Вот уже первая почти у цели. Прошли короткие минуты!
Медленно, осторожно сводят солдаты к берегу свои понтоны, крепко держа тросы за кольца сбрасывания.
Водитель спокойно подает машину назад, он весь внимание, ждет команды старшего понтонера, чтоб остановить, нажать на тормоз. А понтонер идет рядом и зорко следит, чтоб подать команду точно в момент, когда машина достигнет уреза воды.
И тут на глазах у Левашова происходит непонятное: команды не было, а понтон, отделившись, соскальзывает по направляющей, врезается в грунт, а продолжающая пятиться машина втыкается в него. Раздается скрежет металла, треск. Водитель стукается головой о стенку кабины и, ошеломленный, не сразу нажимает на тормоз.
Следующая машина еле успевает остановиться в полуметре от застрявшей, за ней — другая и еще одна… Слышны крики, шум, визг тормозов. Левашов опрометью бросается к злополучному понтону.
А вышло вот что: старший понтонер поторопился дернуть за кольцо сбрасывания, при этом забыв подать водителю команду остановиться. Почему он это сделал? Как могло случиться, чтоб десятки раз отрепетированные, заученные действия вдруг не получились?
И хотя сапер был из другой роты, незнакомый ему солдат, Левашов с горестным недоумением задавал себе эти вопросы…
Солдат, растерянный и огорченный, стоял, забыв отпустить кольцо и причальный конец. И то, что он стоял с этими двумя веревками в руках возле бесполезно распластавшегося на земле понтона, выглядело странным и нелепым.
Что с ним произошло? Споткнулся? Провалился в незаметную яму? Или отвлекся — засмотрелся на картину боя на том берегу, а может, переживал в душе какую-нибудь обиду — несправедливое наказание сержанта или невеселое письмо из дому? Десятки причин, а следствие только одно: его оплошность может дорого стоить…
Но потом о причинах! Сейчас важно срочно исправить положение. А это уже обязанность Левашова, потому как, что бы и по чьей бы вине ни произошло, за переправу отвечает он.
Саперы не теряли времени даром. Они подбежали к понтону, к врезавшейся в него машине и пытались расчистить дорогу.
Но Левашов уже понял, что дорогу быстро не расчистить. В этой узкой горловине, с трудом расширенной саперами, застрявший понтон загородил все. Теперь вереница въехавших в овраг и упершихся в понтон машин должна выезжать обратно. Надо снова погрузить этот чертов понтон, вытянуть наверх и начать все заново. Сколько на это уйдет времени? Тридцать минут? Двадцать? Пятнадцать?
Он спрашивает об этом командира саперов, злого и расстроенного.
— Двадцать минут, лейтенант! — кричит тот. — Кровь из носу, двадцать минут! Но поднатужимся, в пятнадцать соорудим! Как, орлы? Соорудим в пятнадцать минут? Сами напартачили, самим и исправлять!
Однако бодрый голос офицера не мог обмануть Левашова. В нем не чувствуется уверенности. Да и «орлы» его хоть стараются изо всех сил, но пока их усилия напрасны.
— Чтоб через двадцать минут съезд был свободен! — зло бросает капитану Левашов и, не оборачиваясь, быстро взбегает по склону оврага.
Оглядевшись, он без колебаний принимает новое решение: мост наводить двумястами метрами выше, там, где съезд сравнительно хороший, но чересчур широка Зорянка. Что ж, мост соберут там и перегонят по течению вниз, к тому месту, где первоначально была намечена переправа и где река достаточно узка. А к этому времени саперы уже расчистят съезд. Таким образом, будет выиграно пятнадцать — двадцать драгоценных минут.