— Садитесь, — любезно предложил он стул. И посмотрел на Левашова. Он улыбался, но во взгляде Субботина Левашову почудилась какая-то непонятная грусть.
— Ну как дела? — спросил Левашова полковник.
В его вопросе не было ничего необычного: приезжающие начальники частенько вызывали политработников всех степеней, расспрашивали, интересовались, постепенно переводили разговор на трудные вопросы, которые следовало разрешить, на заботы, в которых надо было помочь. Полковник умел незаметно вызывать на откровенность, проявлял горячую заинтересованность, любил поспорить. Ему не нравились люди, быстро и с готовностью соглашавшиеся с мнением начальства. Он предпочитал ершистых, искренне настаивавших на своем, пусть порой заблуждавшихся и менявших свое мнение тоже искренне, под влиянием его логики, а не его полковничьих погон.
Левашов стал увлеченно рассказывать о делах роты, ожидая интересных, как всегда, советов.
Но в какой-то момент вдруг почувствовал, что приезжий полковник слушает его рассеянно, что мысли его где-то далеко.
Он скомкал доклад и замолчал.
— Так, ясно, — заключил полковник таким тоном, что Левашов понял — ничего-то ему не ясно, потому что он вовсе не слушал.
— Вот что, Левашов, — начал он после паузы. — Вы — толковый офицер, прирожденный политработник И на глазах выросли вы за этот год. Иные вам теперь масштабы нужны. — Он снова помолчал. — Есть решение назначить вас заместителем командира батальона по политчасти. Не думаю, что вы будете отказываться. Но порядок есть порядок. Полагается, чтоб состоялся предварительный разговор… Согласны ли вы принять это предложение, старший лейтенант Левашов?
— Согласен, товарищ полковник, — быстро ответил Левашов.
— Только вот тут какое дело, — замялся полковник. — Речь идет не о вашем батальоне, товарищ Субботин уходить, по-моему, не собирается. — Он весело посмотрел на майора.
— А о каком? — растерянно спросил Левашов.
Мысль, что его назначат замкомбата в другое место, просто не пришла ему в голову.
— Даже не вашего округа, — не обратив внимания на его вопрос, продолжал полковник. — В гвардейскую орденоносную воздушно-десантную дивизию. Расквартирована она далеко отсюда. Городок, где стоит часть, крохотный. Климат пожестче. Да и подразделение другое. Ну и еще одна складывается неприятная ситуация: 31-го утром надо обязательно быть на месте. То есть через три дня вылетать. — Полковник замолчал. — Готов, гвардеец? — спросил он после паузы.
Левашов четко ответил:
— Так точно, товарищ полковник!
— А жена? — спросил тот. — С ней разве не будете советоваться? Она согласится?
Левашов молчал. Действительно, как Наташа? «Крохотный городок… климат пожестче…» Что она там будет делать, где работать, с кем дружить?
— Не знаю, — честно ответил он.
— Посоветуйтесь, поговорите, — сказал полковник, — и завтра в девять будьте здесь с окончательным ответом.
Отдав честь, Левашов покинул кабинет.
Он шел домой, задумавшись.
Так что сказать Наташе?
Можно отказаться, неволить не будут. Остаться и ждать, пока освободится место у себя, — год, может быть, два. Конечно, и на прежнем месте он не будет топтаться на месте. Левашов усмехнулся невольному каламбуру. Расти, учиться можно всегда. И все же на должности замкомбата возможностей для этого куда больше. Но Наташа? Ведь здесь у нее любимое дело, только что налаженная жизнь, круг друзей. Для нее это удар…
Наташа пришла домой после него, раскрасневшаяся от мороза и злого ветерка, веселая, оживленная. Накрывая на стол, рассказывала о новой концертной программе, подготовку к которой только что закончила, посвящала в новогодние планы: какую они с Шуровым придумали лотерею, какие ей обещали цветы, а в гостинице забронируют места для Цурикова с Валей.
Но ее оживление было недолгим. Она заметила и его необычную молчаливость, и рассеянный вид. По своей всегдашней привычке ни о чем не спрашивала, просто замолчала сама. Ждала, когда он заговорит.
Наконец Левашов встал, прошелся по комнате, сел на диван. Наташа присела рядом, устремила на него выжидательный взгляд, сказала:
— Я слушаю.
Он не удивился.
— В общем так, Наташка, надо решить один жизненно важный вопрос. — Он поморщился, недовольный началом разговора. — Короче говоря, сегодня меня вызывали… — И коротко изложил ей свою беседу с полковником. — Вот так, Наташка, двадцать девятого мне вылетать, — закончил он.
— Надо предупредить Розанова и Цурикова. Ты бы дал сегодня телеграммы, еще не поздно, — просто сказала она.