— Да ты-то, сам-то чего воюешь?! — кричал начсклада. — Не успел прийти — уже воюешь! Кто с тебя спрашивать будет? А ты воюешь! — Он без конца повторял это слово, будто бросал Левашову обвинение в тягчайшем грехе.
И вдруг сдался. Отрешенно махнул рукой, нацарапал что-то на бумажке и сказал почти шепотом: «Пусть приходит получать… этот твой Томин. Развоевались тут…»
Левашов горячо поблагодарил и отправился к Томину. Он шел неторопливо, солидно, улыбка слетела с его губ, он даже немного хмурился, хотя с трудом скрывал радость. Как ни странно, но маленький этот эпизод имел для него большое значение. По существу, то был первый случай, когда Левашов сумел что-то конкретное сделать для своих гвардейцев. Нет, конечно, он не подвез им в бою, рискуя жизнью, необходимые до зарезу патроны, он всего лишь сумел «выбить» у несговорчивого начсклада новые лыжи. И все же он маленькую моральную победу одержал, сумел убедить, объяснить, уговорить, доказать, сумел стать оратором и дипломатом, проявил в споре непоколебимую настойчивость.
В порядке самокритики Левашов тут же отметил, что начсклада все же не великий мастер красноречия, да и два десятка пар лыж еще не точка опоры, с помощью которой можно перевернуть мир. И все же… И все же он испытывал чувство удовлетворения.
Когда он пришел к Томину, взвод был на строевой подготовке. На плацу, где уже не было снега, а лишь внезапно — так бывает в марте — откуда-то налетела стремительная поземка, занимались десантники.
Они разошлись по отделениям и маршировали по одному, по двое, совершали повороты. Сам Томин расхаживал по плацу, невысокий, жилистый, внимательно поглядывал на своих гвардейцев, изредка делал короткие замечания. Иногда он сам начинал печатать шаг, подчеркнуто, чтоб было нагляднее, ставил ногу, выносил руку. Требовал повторения.
Увидев заместителя командира роты, громко скомандовал «Смирно!», отдал рапорт.
— Постройте взвод, — сказал Левашов.
— Есть, построить взвод!
Через минуту солдаты замерли в общем строю и с любопытством ждали, что скажет замполит.
— Товарищи гвардейцы, — немного торжественно произнес Левашов, — скоро соревнования по лыжам на первенство гарнизона. Я знаю, что вы уже дважды становились победителями. Надеюсь, что станете ими в третий раз. Для этого у вас есть все: прекрасный командир, мастер спорта, опыт, желание. Однако, как мне сообщили, не хватало новых лыж. Теперь есть и они! — Левашов потряс над головой накладной и передал ее Томину.
Солдаты зашумели.
— Смирно! — строго прикрикнул Томин. — Продолжайте занятия!
Они отошли с Левашовым в сторонку.
— Ну, товарищ лейтенант, — Томин сиял, — уважили! Мы всем теперь покажем! Если первого места не займем, пусть из меня самого лыжи делают! Сегодня же получу их — и начнем осваивать.
Он бы еще долго благодарил, но Левашов посоветовал не терять времени, как бы начсклада не передумал…
Томин, попросив разрешения, помчался с тремя гвардейцами на склад. А Левашов, посмотрев на часы и убедившись, что обеденное время наступило, направился в столовую.
У него было легко на душе. Сегодня он действовал, как полагается настоящему политработнику. Так, по крайней мере, ему казалось.
ГЛАВА V
Кросс состоялся в последнее воскресенье марта.
На поляне между двумя соснами полоскался красный выцветший транспарант с белой надписью: «Старт — финиш». Суетились судьи с повязками на рукавах, радисты без конца повторяли позывные, налаживая связь по дистанции. Оркестранты дули пока еще не в трубы, а на озябшие руки. Подъехала и остановилась санитарная машина. На поляне слышались негромкие разговоры, шуршание тормозящих лыж, стук палок, порой все перекрывали гулкие, но неясные команды, доносившиеся из висевшего на дереве репродуктора.
Наконец, когда стрелки на часах приблизились к девяти, все замерло. Кросс был командным, и солдаты уходили повзводно во главе со своими командирами. Это уже там, на лыжне, они перестроятся в хитрый, заранее продуманный и изученный порядок, и командир, возможно, окажется замыкающим. Он будет следить, чтоб никто не отстал, принимать нужные решения, узнавать у расставленных вдоль лыжни радистов контрольное время своего взвода. Ведь оно фиксируется по последнему, и, если даже взвод, удачно пройдя дистанцию, окажется первым и лишь кто-то один будет плестись в хвосте гонки, результат будет засчитан по этому единственному недотепе.