Левашов совсем освоился в роте и однажды удивил Шурова таким заявлением:
— Представь, каждое утро с радостью иду на службу. Люблю свою работу и скрывать этого не хочу!
— Молодец ты, — заметил Шуров. — А мне говорили, что только папа римский радуется, просыпаясь каждое утро и видя своего непосредственного начальника распятым на кресте.
— Кто эту байку придумал? Наверняка Андрюшка Розанов!
— Угадал. Он же кучу афоризмов, исторических анекдотов знает. Я тоже кое-какие запомнил. Понимаешь, неплохо блеснуть при случае.
— Лучше бы вы с ним другим блистали, — проворчал Левашов.
— Ладно, ладно, он у нас человек вообще ученый, а не только по части всяких там исторических историй.
Левашова радовало, что его отношения с офицерами роты складывались хорошо. С Власовым они попросту стали друзьями. Их дружба особенно укрепилась после случая на реке. Не суметь наладить отношения с Гоцелидзе мог бы только очень неуживчивый человек, настолько командир второго взвода был аккуратен, дисциплинирован, вежлив и исполнителен. К прапорщику Томину Левашов давно питал, как он выражался, «отеческую слабость». Он толком не смог бы объяснить, что привлекало его к этому беззлобному, симпатичному человеку, чуточку солдафону, но доброжелательному и заботливому к подчиненным командиру.
Что касается Кузнецова, тут дело было посложнее.
Кузнецов слыл человеком непростого характера, до жестокости требовательным командиром. Он не любил хвалить подчиненных и очень редко это делал. Зато не прощал даже малейших ошибок. Объяснял он свой принцип просто: если все хорошо, так зачем на разговоры об этом время тратить? А вот коль хоть в мелочах что-либо хромает, это никуда не годится, надо бить тревогу, немедленно принимать меры.
Кузнецов никогда не кричал, не ругался, никого «не разносил», но умел своим тихим внушительным голосом так отчитать провинившегося, что тот запоминал надолго. Зато даже скупая его похвала расценивалась чуть ли не как благодарность в приказе. Тем не менее солдаты любили своего командира роты. Каким-то шестым чувством они понимали, что в настоящем бою он будет таким командиром, о котором мечтает любой боец: хладнокровным, быстрым и твердым в решениях, уверенным, безгранично смелым и в то же время решительным противником бессмысленных жертв.
Влекло к нему солдат и офицеров также и то, что, отчитывая или даже наказывая подчиненных, капитан неизменно оберегал их от гнева более высокого начальства. Обычно он всегда брал всю вину на себя. Это стало притчей во языцех. Ходил анекдот, что однажды, встретив солдата инженерно-технической роты без пуговицы на кителе, комбат вызвал Кузнецова и отчитал его в таких выражениях: «Непорядок, ходишь с оторванной пуговицей, неужели пришить лень!»
У командира роты с заместителем случались столкновения и на почве того, что Левашов выглядел порой излишне мягким.
— Хотите прослыть добрым, — как-то раз сказал ему Кузнецов, — пожалуйста. Доброта — не порок. Но не надо быть добреньким. Это офицеру противопоказано.
Левашов нередко сознавал, что прав, но не всегда умел убедительно доказать свою правоту. Кузнецов же обладал железной логикой, и спорить с ним было нелегко.
Шло время, и Левашов укреплялся в своих взглядах, отстаивал их увереннее.
«Нельзя лишь взыскивать, не поощряя, — раздумывал он. — Человек, отлично делающий свое дело, вправе ожидать похвалы. На одного она, может, большого действия и не окажет, а вот для другого послужит стимулом. Это же азы педагогики: проступок должен быть наказан, старание — вознаграждено. Почему Кузнецов не может или не хочет этого понять?»
Он давно собирался поговорить на эту тему с командиром роты, но все не находил подходящего предлога. Сначала ему показалось, что поводом для разговора может быть история с Рудаковым. Но потом передумал. И стал искать другого случая. Он хотел вести разговор не отвлеченный, не вообще, а конкретный, на совершенно определенных примерах. Он знал, что для Кузнецова логика факта всегда звучит убедительнее. С ним было трудно спорить, но у него была хорошая черта — под воздействием неотразимых аргументов он не колеблясь менял свое мнение. Он был упрям, но умным, по словам Власова, а не тупым упрямством. И в конечном счете стремился, чтоб выиграло дело, а не лично он, Кузнецов.