— Все в порядке, товарищ гвардии лейтенант, наш листок висит, утром гвардейцы прочтут.
— Молодец, Букреев! А о чем написали?
— Передовицу сделали о том, как выполнен приказ командования. И три заметки — организовали от ребят. Рассказывает каждый о своем — кто что сделал.
— Молодец! — повторил Левашов. — Ну так что скажете? — обратился он к Онуфриеву и Прапорову.
— Сейчас будет сделано, товарищ гвардии лейтенант, карикатуру уже придумал, — постукивая зубами, доложил Прапоров.
— Карикатуру? Какую?
— А она на Рудакова…
— Погоди, — нахмурился Левашов. — За что ты его? Мне же сказали, что он отлично воевал. Смело.
— Вот именно, смело, товарищ гвардии лейтенант! Как узнал, что для «убитых» войне конец, с удобствами, мол, «покойничков» домой доставят, так сам за «смертью» бегать начал. Точно говорю. Его первый же посредник и взял на карандаш.
— Ну это надо еще проверить, — проворчал Левашов. — Ладно, давайте, товарищи, чтоб к подъему листки висели на видных местах.
Он вышел из палатки, зажмурив глаза, приучая себя к темноте, и пошел бродить по лагерю. Десантники спали мертвым сном. Бодрствовало только охранение.
Утром вертолетов больше не увидели. То ли те искали в других местах, то ли потеряли надежду обнаружить отряд. Так или иначе, небо было чистым. Чистым от вертолетов, но затканным облаками. Под деревьями чувствовалась предгрозовая духота. Птицы примолкли. В природе наступила зловещая тишина.
Гроза, долго собиравшаяся, нависавшая, накапливавшая силы, ударила сразу. Загрохотал гром, где-то полыхнула молния, по листве часто и сильно забарабанил дождь.
Десантники шли, укрываясь под елями, под густыми кронами дубов. Но чем дольше продолжался ливень, тем труднее становилось укрываться от него. А потом вдруг подул ветер, внезапный, сильный, стылый ветер. Впервые за эти дни поднялся он в лесу. Деревья загудели, зашумели. Это был мощный гул, налетавший волнами, похожими на морской прибой. Листья сбрасывали с себя воду, и теперь под деревьями ширились лужи, набухал влагой мох. По лесу пройдет небывалый бурелом. А может быть, сорвет всю листву, и деревья станут голыми, будто поздней осенью, черными и унылыми…
Был устроен привал.
Солдаты, как нахохлившиеся птицы, притулились, завернувшись в плащ-палатки, у подножия древесных стволов. Постепенно гроза успокоилась, дождь перестал, ветер стих или унесся куда-то дальше.
Наступил тот момент, когда надлежало перейти на «подножный корм» в буквальном смысле слова. Вот тут-то в полной мере проявился опыт капитана Кузнецова, старшего лейтенанта Русанова, некоторых других старослужащих. Они учили десантников хитростям лесной жизни.
— Ну вот, нет у вас компаса, разбили, потеряли, как его заменить? — с лукавой улыбкой спрашивал Русанов собравшихся вокруг него солдат.
— А очень просто, товарищ гвардии старший лейтенант, — первым ответил сержант Копытко. Его серые глаза потемнели, курносый нос заострился, и только светлый чуб блестел, смоченный дождем. — Мох или там лишайник на деревьях всегда с северной стороны…
— А то еще кора на березе, она с севера грубей, а с юга чистенькая, — дополнил другой солдат.
— Ну а если хвойный лес — ели да сосны, тогда как? — задавал следующий вопрос Русанов.
На этот раз ответил Букреев, как всегда, точно, кратко и обстоятельно.
— У сосны, товарищ гвардии старший лейтенант, от земли до макушки с северной стороны идет темная полоса. Там застой влаги — медленней высыхает после дождя. Вот на дереве за вами как раз видно…
На могучей сосне, к которой прислонился Русанов, действительно хорошо видна была темная полоса, тянувшаяся вверх от самых корней. Высыхая после дождя, кора быстро светлела, и только эта полоса оставалась темной.
Букреев посмотрел на компас, прикрепленный к ремешку для часов, и удовлетворенно добавил:
— Все точно — где полоса, там и север. А с южной стороны смолы больше.
— Правильно, Букреев, — похвалил Русанов. — Вот так, гвардейцы. Вообще скажу — лесные компасы на каждом шагу: на поляне, где трава гуще, там северная сторона, а ближе к осени трава быстрее жухнет у пня с южной стороны, на земляничных ягодах румяная сторона обращена к югу, позеленее — к северу…
— Эх, сейчас бы пригоршню землянички, — раздался чей-то голос, — я б ее, сердешную, что северную, что южную, порубал бы за милую душу.
Кругом засмеялись.
Новички узнавали, что клен «плачет» перед ненастьем, что, если на акации нет насекомых, дождя не жди, если налетают — будет дождь, к дождю сильнее пахнет жимолость, поникает клевер, закрывает свой цветок фиалка, открывает свой — горицвет, замыкает бутоны кувшинка… А вот папоротник закручивает свои листья к хорошей погоде, навстречу ей открывает граммофончики вьюнок…