— Зачем подписывать?
— Послушайте, Рудаков, — дознаватель потерял наконец терпение, — что вы дурака валяете? Вы прекрасно понимаете суть моих вопросов, а без конца переспрашиваете! Еще раз спрашиваю, вы прочли протокол допроса? Ваши слова записаны мною правильно или я что-нибудь исказил? Если все правильно, то подпишите протокол.
Рудаков молча взял протянутую дознавателем ручку и старательно вывел свою подпись.
— Пока все, — устало сказал капитан, — можете идти.
Рудаков не сразу поднялся, еще раз вопросительно посмотрел на обоих офицеров и, повернувшись через левое плечо, вышел.
— Ну и фрукт ваш Рудаков… Тихон Сидорович (дознаватель заглянул в протокол). Дурачком прикидывается. Десять минут с ним возился, а устал — как будто орудие из болота вытаскивал. Он что, всегда такой?
Левашов неопределенно хмыкнул.
Да нет, не всегда, он бывает и другим. А может, он не прикидывается? В конце концов, когда тебя первый раз в жизни вызывает дознаватель да еще, пусть пока не прямо, обвиняет, что ты спал на посту, а в это время на охраняемый тобой склад проникли воры и утащили взрывчатку, не мудрено растеряться. Не у такого, как Рудаков, у любого голова кругом пойдет.
— Ну вот как его изобличишь? — между тем вслух рассуждал капитан. — Все-таки уж темновато было, ребята его наверняка не запомнили, да и не видели, может, — спал, носом в шинель уткнувшись. Будет твердить, что ничего не знает, при нем, мол, ничего не было. Тогда докажи. А может, наврали они все, мальчишки. Да, проблема…
С тяжелым сердцем возвращался Левашов домой, наскоро пообедав в военторговской столовой. Неужели Рудаков действительно спал? Левашов не хотел в это поверить — посачковать, попасть в «убитые» во время атаки, чтоб увильнуть от утомительного похода, наконец, сломать лыжу, когда нет сил бежать кросс, — это еще можно понять, не оправдать, а понять, но спать на посту! Такое просто не укладывается в голове. Видимо, что-то спутали ребята. Но что значит спутали? Не спал Рудаков, значит, спал другой солдат!
И в то же время он не мог не верить и ребятам. Он испытывал острое чувство жалости, даже тоски при мысли об этом шестнадцатилетнем пареньке, оставшемся на всю жизнь инвалидом. Пусть они сами виноваты, но если взрывчатку они действительно украли из-за чьей-то преступной халатности, то этот кто-то должен ответить по всей строгости закона!
Он торопился поговорить с Шуровым, в конце концов, следователь тот или не следователь, черт возьми! Теперь он уже мог ему кое-что рассказать. Как, по мнению Шурова, виноват Рудаков или нет? Что ему грозит за такое?
Левашов так торопился, что, проходя мимо почты, даже не зашел туда. Потом остановился. Все-таки он не заглядывал сюда целых десять дней. Посмотрев на часы, он вернулся, толкнул дверь и быстро прошел к барьеру, за которым сидели почтовые девушки, как он их про себя называл.
Мысленно он оставался еще там, в комнате дознавателя. Наверное, поэтому он не почувствовал внезапной тишины, наступившей за барьером, когда он вошел, не заметил радостного взгляда девушки, протянувшей ему бумажку, не оценил произнесенных со значением слов: «Вам телеграмма».
Рассеянно расписавшись и поблагодарив кивком головы, он вышел на улицу и почти бегом направился к дому: он знал, что через пятнадцать минут Шурова уже не застанет. «Телеграмма! — размышлял он на ходу. — От кого? От Цурикова? Розанова? Из дома? Может, дома что-нибудь случилось?» Остановившись, он торопливо вскрыл бланк.
«Если еще нужна, позови. Наташа», — прочел он.
Несколько секунд он стоял обалдело, не веря глазам. Даже прислонился спиной к нагретой солнцем стене дома. Потом лихорадочно засуетился. Адрес! Обратный адрес! Как его узнать. Но оказалось, что адрес был в телеграмме, он просто его не заметил. Скорее надо телеграфировать туда! Лучше полететь! Отпроситься у Кузнецова или у Субботина. А может, позвонить ей? Как узнать телефон? По адресу?
Не прошло и двух минут после его ухода с почты, как он вновь влетел туда, с шумом распахнув дверь и напугав единственного посетителя — тихого старичка с большой посылкой в руках.
Левашов бросился к барьеру. Он опять ничего не замечал. Любопытно возбужденных лиц девушек, оживления, которое он внес своим возвращением.
— Можно молнию? — бросился он к телеграфистке. — Не бывает теперь! А какая самая быстрая? Срочная? Скажите, а по адресу можно узнать телефон? Дайте мне бланк срочной! Только сразу же отправьте. Когда телеграмму доставят? Только через два часа?
Он забросал девушку вопросами, испортил два бланка, пока писал адрес, и вдруг остановился, не зная, что отвечать Наташе.