Ребята в один голос утверждали, что залезли в палатку чуть позже девяти вечера. В соседнем пионерлагере в девять трубят на вечернюю линейку. И они хорошо слышали этот сигнал незадолго до того, как начали свою «операцию». А нес службу Рудаков с двадцати до двадцати четырех часов. Тут сомнений не было — это подтверждала постовая ведомость, факт этот не оспаривал и сам Рудаков.
А вот «факт сна» он категорически отрицал. Мало ли чего наговорят мальчишки! Он, мол, бодрствовал, исправно ходил вокруг палатки.
— Внутрь не заходили? — спрашивал Шуров.
— Внутрь не заходил, зачем мне? — отнекивался Рудаков.
Шуров еще раз, буквально ползая на коленях с лупой в руках, обнаружил у самого ящика с толом странное полукруглое углубление. И тогда он сделал простую вещь, которую не догадался сделать дознаватель, — он поднял ящик с взрывчаткой.
Под ним оказались хорошо заметные следы.
Были сняты слепки.
На подошвах солдатских сапог есть дырочки, оставляющие при ходьбе выпуклости, а на этих следах, наоборот, остались круглые ямочки, за исключением одной-единственной дырочки на левом следе. Шуров знал, что некоторые «изобретательные» солдаты додумались вставлять в дырочки маленькие подшипники, чтоб не снашивались подметки.
Взяв двух понятых, он перед подъемом тихо прошелся по спящей казарме и осмотрел сапоги каждого солдата. Подшипники имелись на нескольких, но в полном комплекте, а вот у Рудакова на левом сапоге одного шарика не было!
Рудаков вошел в комнату следователя со своим обычным в таких случаях растерянно-обиженным видом.
— Садитесь, — предложил Шуров, не глядя на вошедшего. Он задал традиционные вопросы, а потом сказал: — Следствием установлено, Рудаков, что вы совершили преступление. Вам предъявляется обвинение в нарушении уставных правил караульной службы. Статья двести пятьдесят пятая, пункт «в». Ознакомьтесь. И подпишите.
Рудаков хотел что-то сказать, но замолчал. Он понял, что с этим человеком обычные его номера не пройдут. Нахмурив лоб, шевеля губами, долго вчитывался в бумагу.
— Вам понятно, в чем вы обвиняетесь? — спросил Шуров, когда тот кончил читать.
— Понятно, — буркнул Рудаков.
— Разъясняю вам права: вы имеете право давать показания по делу, подавать ходатайства, иметь защитника… — Он сделал паузу. — Рудаков Тихон Сидорович, признаете ли вы себя виновным?
— С чего это мне признавать, чужую вину на себя брать?..
— Вы признаете себя виновным? — повторил Шуров.
— Не признаю.
— В таком случае приступим к допросу. Значит, вы утверждаете, что тринадцатого июля, находясь на посту с двадцати до двадцати четырех часов у временно сложенного имущества инженерно-технической роты, вы не отходили, не отвлекались, не спали и никто в этот период не проникал на охраняемый объект?
— Не спал…
— И никто к вам на объект не проникал?
— Нет.
— Братья Руновы утверждают, что проникли в палатку после двадцати одного часа, в те часы, когда на посту стояли именно вы.
— Так мало ли что пацаны наврут…
— Не перебивайте. Они все-таки двое давали показания. Оба были допрошены по отдельности, а показания совпали.
— А я говорю, не было никого.
— Дело в том, Рудаков, что их показания подтверждаются бесспорными уликами, а ваши оправдания, наоборот, столь же бесспорно опровергаются.
— Интересно… — хмыкнул Рудаков.
— Очень.
Шуров изложил обвиняемому добытые им сведения: следы кедов, материя на проволоке, даже отпечатки пальцев мальчишек, снятые им с ящика толовых шашек. Рассказал и о следах сапог самого Рудакова, обнаруженных под ящиком.
— Ну, что теперь скажете?
Некоторое время Рудаков сосредоточенно молчал. Потом лицо его приняло отсутствующее выражение.
— Что ж, может, они и были там, — протянул он, — только не тогда, когда я службу нес. А был я в палатке, верно, теперь припоминаю. Это когда имущество таскали, тоже тогда подсоблял. Запамятовал.
— Значит, вы признаете, что заходили в палатку?
— Заходил, только не тогда, когда службу нес.
— А тогда не заходили?
— Нет.
— На сегодня все, Рудаков. Сейчас у вас возьмут отпечатки пальцев.
— Это еще зачем? — заволновался солдат.
Но Шуров не ответил. Итак, первый раунд Рудаков выиграл. Утверждает, что в палатке был, когда заносили туда ящики, а ребята, пусть и залезали, но не тогда, когда на посту стоял он.
Оставалось опознание. Если ребята опознают обвиняемого, это девяносто процентов успеха. Но опознают ли — вечерело, пока часовой ходил, они были далековато, а когда приблизились, его лицо наполовину скрывала шинель. Они сказали, что он прошелся раза два, потом сел, закурил… Стоп! Закурил?!