— Нет. Окурки какие-то… Я курил, что верно, то верно, курил. Ну и что, что курил?
— А то, что именно вы несли службу часового, когда произошло хищение. Ведь именно это вы оспариваете?
— Ничего у меня не воровали, — тупо стоял на своем Рудаков. — Врут пацаны.
Тогда Шуров решился на последнее средство — опознание. Он посоветовался с врачами, и те разрешили свозить ребят к складу. Их привезли к тому месту, где они лежали тогда в засаде, тоже около двадцати одного часа, чтоб совпадало освещение. Со всего гарнизона было отобрано четверо солдат под стать Рудакову (это оказалось самым трудным). Разводящий по очереди провел каждого вокруг палатки. Рудаков шел третьим.
Алексей и Николай лежали отдельно, чтоб не могли переговариваться. Без колебаний оба опознали третьего — именно его они видели в тот вечер.
Сомнений не оставалось.
Рудакову предъявили протокол опознания. Он еще некоторое время бессмысленно отпирался. Но под давлением улик наконец признал свою вину. Он объяснил, что все предшествующие дежурству дни мало спал, так как был в наряде (что оказалось ложью), неважно себя чувствовал (что тоже оказалось неправдой), но не хотел, чтобы кто-то нес службу за него, что он вовсе не спал, а ему сделалось плохо, он присел и, наверное, потерял сознание, так как ничего не помнит. Помнит только, что когда пришел в себя, то увидел убегавших ребят, которых поймать уже не смог.
Тогда он все осмотрел, чтоб сразу же доложить начальнику караула, но решил, что в палатку ребята не проникали. То, что он заметил их следы и засыпал дыру, Рудаков категорически отрицал. Потом, мол, решил, раз ничего не было, зачем докладывать, все равно не поверят в то, что ему стало плохо. Так и решил промолчать. Когда узнал о несчастье с ребятами и когда прибыл дознаватель, он очень испугался, потому все отрицал.
Следствие по делу было закончено. Шуров спросил Рудакова, берет ли тот защитника.
И тогда впервые с Рудакова на мгновение слетела привычная маска недалекого и невезучего, но полного раскаяния парня.
— На кой ляд мне нужен адвокат?! Все одно засудят! — выкрикнул он, и глаза его злобно сверкнули.
— Как хотите, Рудаков. Это ваше право.
И Шуров ознакомил его с материалами дела.
В тот же день прокурор утвердил обвинительное заключение, и дело было передано в военный трибунал гарнизона.
Как узнал Шуров, открытое судебное заседание назначили через неделю в клубе гарнизона в присутствии личного состава.
— И чем все кончится? — мрачно спросил Левашов.
— Известно чем, — мотнул головой Шуров. — Рудакова осудят, это несомненно… Но попадет и вам — твоему Кузнецову, тебе, Томину. Ты уж прости, но тут я бессилен тебе помочь.
Некоторое время Левашов молчал, потом, вздохнув, поднялся.
— Да, печально все это. Пойду. Ты, может, зайдешь завтра вечером? С Наташкой моей познакомишься.
— Завтра? Зайду обязательно! — Шуров оживился. — А то Толька с ней знаком, Андрей знаком, один я до сих пор ее не знаю. Несправедливо. Так мы и не поговорили о твоих с ней делах. Скажи хоть главное: куда она пропадала, почему не писала?
— Чего не знаю, того не знаю, — ответил Левашов и, помахав рукой, вышел.
Шуров долго смотрел ему вслед, ничего не понимая…
На следующий день он пришел знакомиться. Начищенный, наглаженный… Наташа сразу очаровала его. Пока она выходила на кухню, Левашов торопливо наставлял друга:
— Имей в виду, никаких разговоров о том времени, что мы с ней не виделись. Понял, товарищ следователь? Никаких. У нас это запретная тема. Потом все объясню.
— Ладно, не бойся.
— Лучше вообще никаких вопросов не задавай, она этого не любит. Усек?
— Да понял, все понял. Ну и семейка у вас, сплошные тайны. Следователь тут как раз ко двору.
Они сели ужинать.
Шуров для затравки рассказал несколько увлекательных детективных историй из времен своей работы на Петровке. Левашов в свою очередь завел разговор о жизни роты, в основном о ее веселых и забавных сторонах. Потом вспомнили детские годы. Наташа, больше помалкивавшая, слушала, иногда задавала вопросы. Рассказала: только что познакомилась с Ефросиньей Саввишной. Та нарочно выбрала время, чтоб застать Наташу одну. Она пригласила ее попить чайку, долго и хитро расспрашивала о прошлом, о семье, профессии, планах на будущее, об отношении к Левашову.
— Такой допрос устроила, — улыбнулась Наташа, — прямо любого следователя за пояс заткнет.