На гладком точёном лице парня играет улыбка такой степени презрения и скуки, что аж отдает кислятиной во рту.
Мы делаем несколько шагов назад, пока охранник не удовлетворяется дистанцией и отворачивается к своему господину.
Аристократ бросает на нас мимолетный взгляд, делает взмах рукой и охранник распахивает над ним зонт.
— Вот поэтому я и говорю, что надо закрывать центр от всякой швали. Они своим видом и вонью только порочат столицу, — франт специально повышает голос, чтобы мы услышали.
Я даже внимательно осматриваю себя и Николу, принюхиваясь. Так себе видок, не спорю. Но называть нас швалью и сбродом… И не пахнем мы, с меня все ароматы давно смыло дождём. А от моего провожатого вполне нормально пахнет, причём недешёвым мужским парфюмом.
— Что, неприятно находиться с другой-то стороны? — слышу я тихий голос Николы.
— Что? — я даже сначала не понимаю, о чем он, доходит через пару секунд: — Да мне плевать, с какой стороны находиться.
От злости я повышаю голос и шепот превращается в судорожный хрип. Конечно, я не видел эту самую сторону этого мира. Хотя она везде должна быть одинаковая.
Но становится мерзко. Пренебрежение — черта не только аристократическая. Но, имея власть, положение в обществе и золотую ложечку в заднице, моральные принципы могут сильно исказиться.
Мне сильно хочется вмазать по смазливой роже аристократа. Чувствую руку на своем плече — Никола сильно сжимает, переключая внимание на себя.
— Не вздумай, пацан, — шипит он. — Успокойся. Ему ты ничего не докажешь, только сам попадёшься. Силёнок не хватит.
— Откуда…
— Думаешь я не понял, что ты бы меня прибил, будь у тебя достаточно силы? — смеётся мужик, утягивая меня в сторону. — Зыркал ты так, что понятно всё стало. Ну хоть нос не воротил, как этот.
Хм, может и моя толерантность сыграла свою роль. Да вот только презирать людей, о которых ты ничего не знаешь — глупо. И опасно. Как и недооценивать тоже глупо. Вот с последним я облажался.
— Знаешь, кто это? — я всматриваюсь в черты лица высокомерного ублюдка, запоминая.
— Чужак это, хоть и обрусевший, — Никола делает коронный плевок, попадая в распределительный щиток на стене, чётко в знак молнии. — Валерий Манчини, сын посла от святого престола. Батя его уже десять лет в империи трётся, вместе с всем семейством. Столуется сынок тут каждый день, не очень-то дальновидно такие публичные привычки иметь. А сестрица его из клубов Фрязиных не вылезает.
Я поражаюсь таким знаниям и удивлённо смотрю на седоголового.
— Ты парень, не смотри так на меня, не обижай. Если я не буду знать, кого и как трогать нельзя, долго не проживу. А вот ты почему не в курсе?
— Не было меня в городе, давно, — я не отвожу взгляд от Валеры и его охранника, по какой-то причине так и стоящих на улице рядом с машиной.
— Что-то ты слишком странный, для аристократа то… — недоверчиво ворчит Никола.
— Ты тоже не самый типичный представитель сословия, — отвечаю в тон ему. — Вдарить? Силы, может, и немного, но на тебя хватит.
Угрожать шёпотом у меня получается не очень эффектно. Для убедительности окутываю себя слабым сиянием, удостоверившись, что в нашу сторону не смотрят.
Мужик прищуривается, дёргает головой и чуть отодвигается.
— Ты чего, парень? Чую, колдуешь что-то? Шучу я, успокойся, нервный.
Так он не видит, только чувствует? Интересно. Значит неодарённые не могут увидеть силу. Они все ощущают её использование или нет? Тот палконосец от меня не шарахнулся, пока не получил по щам.
Эх, вытрясти бы из него побольше информации… Я, видимо, смотрю на него так заинтересованно, что Никола ещё немного отступает.
— Да не буду я ничего делать, — я поднимаю руки и отзываю силу. — Я не нервный, просто шутки не очень люблю.
Шутники этого мира меня откровенно достали, если точнее. Нашу светскую беседу прерывают — охранник направляется к нам.
Никола выступает вперёд, прикрывая меня собой. Я втягиваю плечи и опускаю голову ниже, чтобы скрыться под капюшоном.
— Эй, а ну пошли вон отсюда, — амбал надувается, становясь ещё крупнее, вот-вот лопнет. — Консул ждёт даму и не хочет, чтобы вы тут болтались и портили вид. Держите и валите, — в его протянутой руке скомканная купюра.
Невысоко Валера оценивает хороший вид. На эту подачку если только шкалик купишь, да и то купажа спирта с незамерзайкой. Никола же улыбается во все тридцать два зуба и часто кивает.
Лицо его, как по волшебству, превращается в уродскую гримасу забулдыги.