Пока меня спасает символ сокрытия, последнее, что осталось из защиты. Уверен, что среди способностей рода палачей есть и поиск. А раз меня до сих пор не нашли, значит рисковать, проверяя теорию, не стоит.
Перебираю в памяти родовые умения. И сосредотачиваюсь на только одном — слухе. Усиление только этого чувства не требует много силы, по-крайней мере мне хватает малой толики, чтобы притихший город ожил.
На меня обрушивается сразу столько звуков, что невольно затыкаю уши руками. Делаю вдох и аккуратно убираю ладони.
Шуршание шин по мокрому асфальту, утробное урчание моторов и остервенелые гудки. Капли дождя, барабанящие по тканевому навесу террасы ресторана. Бренчание гитары из распахнутого неподалеку окна.
Противный писк светофора пешеходного перехода. Завывание скорой, проносящейся по узкой набережной. Цокот каблуков по булыжной мостовой. Их хозяйка явно торопится.
Дикий кошачий ор где-то в дебрях двора. То ли он там дерутся, то ли хорошо им. Орут эти хтонические животные одинаково в обоих случаях.
И голоса десятков людей. Смех, вскрики, торопливая речь восхищённого чем-то ребёнка, низкий мужской хохот. Голоса неразборчивым гулом шумят в голове.
В этом хаосе мне кажется, что слышу голос Верховной жрицы, говорящий «не беспокойся». И даже ощущаю, что его источник именно там, где я его вижу. Но меня сбивает и смывает в эту лавину: дышащую, говорящую, бегущую.
Громко выдыхаю и отзываю силу. Если это хоть немного похоже на то, о чём говорил прорицатель Истровский, я вообще не представляю как он живёт. Выделить из мешанины звуков какой-то конкретный у меня не получается.
Когда переживу эту заварушку, надо будет спросить у Володи, как разбираться в потоке.
Панаевский и жрица разговаривают ещё минут десять, а потом расходятся. Безопасник бодрой походкой удаляется в сторону главного проспекта, а бабуля возвращается в храм. Оба явно остаются довольны беседой.
Я стою в тенях, периодически забывая моргать и дышать. И наблюдаю. До тех пор, пока тело не затекает до обжигающей боли в суставах.
Возвращаться обратно на Лиговку и искать Николу не вариант. И себя подставлю, и его заодно. Я на его месте, увидев меня ещё раз на задворках его царства и в таком виде, прибил бы уже без вопросов.
Раз меня подвели под правосудие богов, остается к ним и обращаться. Воззвание не срабатывает из душной подворотни, наполненной запахами остатков еды и мокрой земли.
Значит надо пробраться в домашний храм, призвать бога-волка и вежливо поинтересоваться, куда меня вписали.
И почему один бог отправляет меня сюда, а вторая страстно желает полакомиться моим сердцем. Кто знает, может свежие внутренние органы попаданцев тут деликатес или у неё специальная диета.
По прямой и не скрываясь мне идти примерно час, если я правильно оцениваю расстояние. А петляя и притворяясь ветошью минимум в три раза дольше. Занятие на ближайшее время меня есть, цель простая — дойти и не попасться.
Спустя два часа отчаянного блуждания переулками, понимаю, что это займёт больше времени. Добираюсь лишь до корпусов главного столичного университета. Я едва проделал половину пути, окончательно замёрз и озверел от голода.
Круглосуточная подвальная кебабная рядом со студенческой общагой встречает меня долгожданным теплом. А ещё ароматом неспешно крутящегося на вертеле мяса. Рот моментально наполняется слюной, и в животе громко урчит.
Устрашающего вида повар, широченный дядька восточных кровей, приветствует мой голодный рык довольным хмыканием и сверкает улыбкой с золотым зубом посередине.
И, пока занимаюсь скоростным поеданием пищи богов, вспоминаю ночные вылазки в бытность учёбы. Как мы с друзьями не могли преодолеть самое грозное препятствие в то время. Бабку на проходной женской общаги.
И занимались скалолазанием, цепляясь за водосточные трубы и выступы, забираясь на третий этаж. А наши томящиеся в неволе принцессы подбадривали нас шёпотом, опасно высунувшись из окна.
Пожалуй можно повторить подвиг. Не лезть в женское общежитие, конечно. Найти заброшенный дом, у которых обычно наглухо заколачивают первые пару этажей. Переждать этот выматывающий дождь, накопить силы.
Покидать жаркое заведение тяжело. Тепло и сытость так и шепчут остаться ещё ненадолго. Выйти на промозглую улицу я себя заставляю. И я без того молодец, не хватает чтобы меня взяли из-за шавермы. В этом городе другие святыни.
Нужное здание обнаруживается в сотне метров от гостеприимного заведения. Заброшка в конце тихой улочки выделяется темнотой оконных проёмов. Мимо проезжает, притормаживая, машина.