Дед недобрым взглядом посмотрел на меня, потом на землю и спросил — ты от туда сбежал? — и показал пальцем на землю.
— Так, а где по твоему ад, тьфу твой ирий? Там под землей, в гиене огненной.
— Ты, наверное ромей, это они все о гиенах огненных сказки бают — сказал старик — а то я смотрю, что ты вообще наших обычаев не знаешь и богов наших не ведаешь, хотя говор у тебя наш, но чудной.
Интересно, чей это наш, и где я?
Шума машин не слышно, поляна в лесу слишком уж заброшенная, то есть я таких валежников и не помню, лесники все вычистили бы давно или дачники на дрова для бани распилили бы все. А тут такой лес глухой, что в десяти шагах ничего не видно. В детстве сказки про Ивана Царевича видел по телеку, там такой же бор был и избушка бабы-Яги была. Я покрутил головой, нет избушки, и это хорошо. Но вот рассказ деда про встающих мертвяков и зверьё всякое меня чуть напряг.
И что мне делать, прикинутся чужаком, а если тут чужаков не любят? Но что то такое у меня в голове было, типа памяти, что ли и эта память мне показывала весла, весла, весла. Река и судно большое, намного больше морской шлюпки, но в основном весла. Я посмотрел на ладони и увидел достаточно плотную кожу натруженных рук, как у настоящего галерного раба. Интересно, а может я с галеры сбежал, и что сказать старику. И ответ пришёл сам собой.
— Я на судах по реке ходил с купцами, а тут недалеко на нас напали и ладьи наши захватили, вот эти люди — начал сочинять я.
— Я сбежал, а они за мной и вот — я показал рукой на трупы — мы по реке Днепр плыли — ляпнул я первую большую реку, что всплыла в памяти.
— Не знаю я никакого Днепра, где это?
Я вспомнил, что Днепр раньше назывался Борисфеном и сказал — по Борисфену.
— По какому Борисфену? — дед прищурился — а ты не из роксолан часом? Это они нашу реку глубокой называют. "Дана Апр" это по ихнему "Река-Глубокая" будет.
— А Дон по твоему дед, что просто река будет? — спросил я.
— Не знаю, что за Дон — ответил старик — бери секиру и руби дерево, сожжем мертвецов, а потом я твою рану посмотрю, а река наша Славутич называется.
Дерево оказалось крепким, но за час сдалось, после чего я разрубил ствол и еще раз пополам, и еще, потом нарубив толстых веток и накидав их на стволы, мы сложили трупы поверх и старик прочитав какую то молитву, поджег кресалом огонь.
Рану мне дед сшил быстро, просто сжал пальцами и сказал — держи.
Я сжал кожу пальцами и старик деловито заработал шилом. Минут через 10 все было закончено, но боль не отпускала еще долго, тогда дед сунул мне какой то корешок и сказал, ешь.
Это была, какая то местная замена дурман травы, голова загудела сильнее, но боль отступила, а я в таком дурмане поплелся за ведуном по лесу, а справа горело красное закатное солнце.
— Слушай дед, а люди, какого рода племени тут живут, и вообще где мы находимся?
Дед посмотрел на меня с подозрением — так это милок, Оковский лес тут, его так называют потому, что он оковывает своими могучими дубами перекресток миров.
— Какой такой перекресток? — не понял я.
— Дык, дороги тут в разные стороны ведут, хошь иди в земли Ховалинские, хошь в земли людей Одина, а хошь иди в земли ромейские.
Понятно, что ничего не понятно, подумал я.
— Так ты дед не сказал, какие тут люди живут?
— Где тут? — не понял ведун.
— Ну в этом твоем Оковском лесу, куда мы с тобой идем, вот там какие люди живут?
— Тут я живу, а там куда мы идем живут разные людишки, только мы уже уходим из священного леса — нехотя ответил дед — на этой земле живет народ чудной, глаза как небо синие, сами маленькие, вон тебе по плечо будут, не опасны они, простые и пужливые как дети. Занимаются охотой, да собирательством. Некоторые посмелее будут, те прямо у воды живут, так их водью зовут, а тех кто в лесах прячется — тех чудью называют.
— Ооох — мечтательно проговорил старик — а какой сладкий мед они по лесам добывают, только не принадлежит теперь эта земля им, пришли сюда люди злые, что с полдня бежали в леса. Есть еще те кого вендами зовут, они по берегу моря Белого да по рекам живут, иногда их поморянами называют, вожди у них разные, а язык один. Народ сильный и горделивый, камень там солнечный добывают. Те поморяне от ворога отбились, но не все, воюют иногда меж собой за солнечный камень. Есть те, что не стали воевать и в болота ушли, а теперь вот — дед махнул рукой — живут по болотам, а самые смелые и по рекам селятся. Слабые людишки никчемные, всех боятся, на свет божий не выходят, их купцы заморские даже в рабы не покупают.
Я покачал головой, подбадривая старика, типа давай, давай, глаголь далее!
— Но есть там у моря и люди злые, сильные как медведи, они всех бьют, кто к ним на землю придет и чужих, и своих — грустно проговорил старик — они на реке Обра живут, вот и называют их бодричами. За ними в лесных дебрях живут людоволки, все в шкурах ходят и как волки воют, их вильцами зовут. Есть еще бутинцы, варны, глиняне, древане, лабы и другие рода, что одним языком меж собой общаются, а рядом с ними живут чужаки герулы, руги, саксы, англы и юттунги, у них язык другой. А еще тут много народа воинского иметься, что готами себя называют, так те на многих языках говорить могут.
— Понятно — протянул я.
— На востоке, за мокшанами живут рода "маары" — дед махнул рукой примерно на восток — там живут, на восходе там горы большие есть, так у горы тоже многие рода проживают и свои товары вниз по Идилю возят в земли буртассов и гуннов, мы тех что у горы живет так и называем угры, то есть — живущие у горы, а меж ними и народом синеоким живут разные рода, аж до самого моря Студеного доходят и рыбий зуб там добывают. Те, что в лесах на полночи живёт, так те и не люди вовсе, живут как звери и по звериному рычат. Весь их народ разным зверям поклоняется и зверями себя называют, но живут как и синеокие, только еще пужливее, от всех прячутся, всех боятся, бывает уходят так далеко, где и солнце на небо не всходит, там лисы белые водятся, их мех очень дорого ценится.
— А ты кто? — спросил я у ведуна — ты какого рода, племени будешь и откуда так хорошо все народы знаешь?
— Я ведун, я многое знаю.
— Ну если ты такой умный, то скажи какого рода племени я? — я попытался подколоть старика.
— Тати, вы — сплюнул старик — нет у вас ни роду ни племени, лешаки болотные ваши родичи.
Я остановился и показал старикану кулак.
— Раньше ты был от рода князя Бужа, что воевали с Ерманарихом, они себя "воинами славными" называли, то бишь "готс". А когда вождь Винитарий убил вашего вождя Бужа и всех старейшин родов, вы перестали быть единым народом и как стадо лишившиеся вожака разбрелись по земле родами малыми. Самые слабые ушли к нам в леса и болота, других слабых захватили вожди готские и аки рабов заставили служить себе, другие ушли к вождям аланским в воинские дружины, а такие как ты стали татями. Ходите на своих ладьях по рекам, нападаете на своих бывших родственников и в полон их беря, продаете в рабство. Родичами своими бывшими с погаными торгуете, тьфу — сплюнул дед.
— Так, я получается работорговец? — спросил я.
— Ты людолов, вы только полон берете, а потом купцам людей перепродаёте, а уже они и есть самые настоящие работорговцы.
Дед задумался.
— Только вот ты уже другой, ты не от рода Бужа, и ты уже не принадлежишь племени людоловов. Ты был за кромкой, а от туда — дед многозначительно поднял палец вверх — от туда люди возвращаются другими, теперь ты сам хозяин своей судьбы, кем захочешь тем и станешь.
— Да дед ты меня успокоил, веди давай.
Пока мы шли, я размышлял и крутил головой. То там, то там, пробегали лоси, прыгали зайцы, а потом параллельно нашему маршруту появилось два седых, почти белых волка, чуть прошли и пропали, испугались, может мы сильно дымом воняем, кто их знает.
Я шёл и рассуждал.
Это какой же век, зверья не пуганого много, леса дикие, птицы так орут, что наших слов не слышно, прямо заповедник какой то. А какие я вообще знакомые слова услышал? Да почти ни каких. Но самое главное, что дед не говорил ни про орков, ни про эльфов, не про других нелюдей, а это значит, что я таки на обычной земле, без всякой этой фэнтезийной бредятины.