АКИМ СИДЕЛЕЦ
БЕЛЫЙ ВОР
Тел. 8903-728-67-47
ЧАСТЬ I
БЕЖАТЬ НЕ СТЫДНО
1
ДОГНАТЬ И УНИЧТОЖИТЬ
Странник шёл и падал. Унты продавливали тронутый морозцем наст. Снег раздавался с хрустом, и пушистые перья тянулись по ветру. За плечом тускло горел размытый светильник солнца. Едва раздвигая сумрак, солнечные лучи не грели, низко катились над тундрой, отбрасывая от идущего человека длинную неуклюжую тень.
С подветренной стороны сопок снега стало меньше, и Странник с облегчением не сел, рухнул на плоские липкие от инея камни. Разгребая рукавицами снег, он нашёл ягель. Твёрдые мороженые корни на вторые сутки приелись. Исцарапанные жёсткой пищей дёсны кровоточили. Еда приносила боль.
Почувствовав привкус крови, Странник закашлялся глухим застарелым кашлем. В бронхах булькало. Странник застучал по бокам, пробуждая тепло, желая избавиться от мокроты. Колотил он безжалостно и сильно. Сейчас он
убил бы себя. Никто не видел слабости, и Странник не выдержал. Бессилие,
злоба и отчаяние вырвались плачем.
Наитием хищника он почуял опасность. На колеблющемся в северном сиянии горизонте он разглядел малюсенькую чёрную точку, безошибочно направлявшуюся к нему. Это была верная смерть, и она приближалась быстрее, чем к обречённым. Хотя Странник полагал, что не так уж недостоин смерти за совершенное в аффекте преступление, он хотел, если окончательно решит, умереть от собственной руки, а не по воле других. Издав низкий протяжный животный рык, Странник пополз вверх по сопке, выдирая с корнем чахлые сосенки, за которые жадно хватался. Он едва соображал, что делает. Скачущие вспыхивающие мысли сверлили мозг: если его не спасёт позёмка, он пропал.
Позёмка - единственная надежда, слепой отчаянный призыв, стелилась у земли пористым дымчатым покрывалом. Кочки тундры вырастали из неё колеблющимися пупырями. Казалось, мурашки бегут по телу спящего леденеющего великана.
Сон и слабость наваливались на самого беглеца, подавляя силы бороться. Ему надо прятаться, прятаться.… Иначе его убьют, застрелят, как бродячую собаку. Позёмка чересчур слаба, чтобы замести следы. Преследователям их отчётливо видно. В низине затвердевшей речки беглец провалился в сугроб чуть ли по пояс. Это не заметить никак нельзя.
На Большой земле сейчас часа два ночи. Здесь – полярный день, ему длиться ещё месяца четыре. Солнце не зайдет, мрак не даст укрыться. Странник нажал на кнопку ножа. Лезвие выскочило, скупо сверкнув. Этим ножом он убил троих, а сколько их едет?
Глубина горизонта, отсутствие препятствий позволяли смотреть далеко. Маленькая точка на горизонте разделилась на трое. Странник обрадовался: немного. Столько же, сколько тех.… Через час – полтора преследователи достигнут сопок.
Позёмка усиливалась, подул опасный ветер севера – востока, но верно взятое направление неумолимо вело снегоходы к сопкам предгорья, где в возбуждении последних часов искал укрытия беглец. Преследователи не рыскали, они строго шли по следам, медленно засыпаемым снегом надвигающейся бури. Прожектора на машинах пробивали прямые линии в клубящейся непогоде.
Сорвав дыхание, затравленно по – медвежьи повизгивая, беглец на четвереньках карабкался среди камней в поисках надёжного убежища. Он мог отсрочить конец, но вряд ли его избегнуть. От напряжения ремень унты лопнул, и пришлось замедлить бег. Странник растопыривал веером пальцы стопы , чтобы не потерять соскакивавшую обувь. Унты были чужие , превышали его размер. Обувь, как и тулуп, он снял с контролёра. По размеру подходило лишь нижнее, роба.
Пурга ещё более усилилась. Видимость сократилась метров до десяти – пятнадцати. Преследователи на время исчезли из виду. Нараставший гул моторов говорил, снегоходы не отстали и не сменили направления.
Несмотря на сплошной поток снега, подветренные склоны были лысы. Нога Странника ступила на начинавший зеленеть мох. Случайные снежинки падали на камни и трепыхались на ветру, не тая.
Проход в расселине повёл внутрь сопки. Впереди маячила молочная синева. Ход разветвлялся. Бросив среди перьев крапчатые недосиженные яйца, пробежала стая белых сов с крупным первым выводком. С писком проскочили у самых ног пулярки. Странник рассчитывал, ему удастся спрятаться в темноте у развалов. Он забился за валун у скальной породы и замер. Если б можно, он растворился бы в камне, вновь проявившись при благоприятных обстоятельствах.
Моторы зарычали близ места, где он вошёл в пещеру. Скрипнули по камням и ягелю полозья. На бесснежном склоне людям не найти беглеца
по следам, но они позаботились о собаках. В пещере многократным эхом отдался псовый скулёж. Гулко прокатился выстрел. Охотники призывали отставших. Жертва ждала.
Ближе послышались возня, натужное сопенье, звук разгребаемого лапами щебня, шипенье мочеиспускания и запах мочи. Собак высыпали из мешков, притороченных к задникам снегоходов. Лайки прыгали, скакали, возбуждённо покусывали друг друга, обоняли воздух краткой свободы.
Вперёд пустили не лаек, а лагерную овчарку. Похожая на волка, с низкой бурой шерстью, жёлтой подпалиной на груди, выпученными, как при базедовой болезни, карими глазами, она поставила уши стрелой, потянула подвижным носом и сразу взяла след. Свора тягловых недоумков припустилась за ней морда в хвост.
Люди замешкались у входа в пещеру. По рации они пытались связаться с отставшими. Усилившийся ветер заставлял хвататься за камни, чтобы устоять. Пурга ослепляла, колотила сухими острыми кристалликами снежинок по щекам, лбу, векам, забиралась за воротники. Люди поспешно натягивали вязаные с прослойкой гагачьего пуха шлемы, оставлявшие открытыми глаза. Их прикрывали очками с широкими плотными стёклами. Северо-восточный ветер стремительно понижал температуру. Градусник на снегоходе склонялся к минусу сорока.
Меняющийся в пещере ветер, дувший из сотни расселин, крутил запахи вихрями. Взяв, собаки моментально потеряли след. Они закружили по петляющей пещере, удаляясь от беглеца. Бешено колотившееся сердце Странника смирило удары. Затеплилась надежда на смерть. Казалось, прошло много времени, как он призывал смерть. Костлявая ещё искушала, забилась в дальний уголок души, стерегла минуту.
Шорох собак, царапанье лап, визг и покусывания ищущей своры затихали, растворяясь в нарастающем свисте бури и порывах завывавшей на разные голоса пурги. Снег у входа насыпался высоким порогом, оставляя узкую щель муторному дневному свету.
Преследователи вошли под козырёк пещеры, остановились, закурили. До беглеца донеслись обрывки голосов. Отчётливо выписалась мужская фраза, уготовлявшая ему мучительную смерть. Вязкий набор слов повис под сводами, рухнул вниз, сдавив Страннику грудь. Страх путался с изнеможением от усталости и голода. Жажду беглец гасил, жуя снег.
Странник закрыл глаза. Вызванным из детства наитием он старался представить, что окружающее только кошмар, корявый морок угнетённого воображения. Но тогда кошмаром следовало принять и предшествующие полгода жизни.
На беглеца резко дохнуло гнилью. Прерывистое дыхание импульсами гнало дурной запах. Странник широко открыл глаза, впуская союзником крохи света. Чёрный силуэт лагерной овчарки отделился от стены. Собака тяжело дышала, глядела без зла. Она лизнула беглецу руку, сжимавшую нож.
«Гнида… лапочка!» - позвал он, не зная клички. Услышав голос, собака отступила и ощерилась. На рычанье откликнулась лаем приближающаяся свора. Почувствовав поддержку, овчарка напала.