— А ты что мелешь? Каждый раз одно и тоже. Подумай, если бы мы с Мариной решили заняться любовью, стоило из-за этого в Москву тащиться? Там снег лежит, лед под кустами. Если бы мы на Гавайи рванули, это куда ни шло. Тем более в Южноморске не найти места для такого дела. Гостиницы-кемпинги до упора забиты, в посадках все места забронированы… Сколько ты еще будешь надо мной издеваться? Лучше бы в меня уже попали! Раз и навсегда.
— Ну что ты, дорогой, — Сабина испугалась такой возможности еще больше, чем моей нерабочей связи с Мариной. — Как ты можешь такое говорить? У тебя же семья, в конце концов…
Сев на медвежью шкуру, прикуриваю сигарету и тихо говорю:
— От такой жизни я точно куда-то скоро смоюсь. Даже разводиться не стану.
Волшебное слово «развод» на этот раз действует, как обычно. Сабина резко изменилась в лице, опустив глаза, прошептала:
— Дорогой, извини, я так изнервничалась. Ну сколько еще это может продолжаться? Посмотри, как живут другие… Тебя ведь никогда нет дома. Ребенок, можно сказать…
— Ты кончай заводить свою старую шарманку. И так в последнее время отсюда почти не вылажу. Не понимаешь, какие сейчас дела? Подумай сама, что мелешь. Как другие живут… Как ты живешь, разницу улавливаешь?
— Только не подсчитывай, сколько стоят мои украшения, подарки, — с непроявлявшейся прежде горечью в голосе сказала жена. — К чему все это? Нам того, что папа оставил, до конца жизни хватит… Ты разве мало уже заработал? Ну скажи хоть один раз в жизни серьезно, к чему тебе все это, сколько еще миллионов тебе требуется, прежде чем остановишься.
— Серьезно? Хорошо. Будь добра, пепельницу дай… Ты выросла в семье, где люди ели еще в те времена из серебряной посуды. А я — без отца; помню, на выпускной вечер в школу не пошел, у мамы не хватило денег на костюм… Так вот, я бы отдал миллионы, чтобы тогда у нас были эти несчастные копейки, не хватившие до пиджака. Сегодня всего золота мира мне не хватит для покупки костюма из прошлого… Понимаешь?
Сабина молча кивнула головой и прижалась к моему плечу.
— Ты спрашиваешь, почему я веду такой образ жизни? Нравится, вот и все. Это в нашей природе, пойми. В каждом настоящем мужчине заложена страсть к риску, желание выйти навстречу опасности и встретиться с Судьбой. Что деньги? Всего лишь бумажки… Я слишком поздно родился. Да, дорогая, что мне еще остается сегодня, в былые времена я бы замахнулся на императорскую корону или открывал неизведанные земли…
— Тебе же не нравится командовать кем-то, — сжала мою руку жена. — Зачем тогда корона?
— Не она была бы важна, а сам процесс. Ты женщина, и вряд ли поймешь меня. Да, если бы сегодня… Знаешь, я бросил бы все и начал сначала. Иначе к чему жить? Жрать, срать и спать? Это не по мне. Все, поговорили, кровь в виске запульсировала, устал, наверное…
— Ужинать будешь?
— Нет.
— А почему ты сказал, что я занимаюсь оральным сексом? — в голосе жены просквозила обида.
— Разве это неправда? Ты так орала… Слушай, Сабина, давай вместо этого займемся другим сексом.
Жена посмотрел на меня еще игривее, чем в тот год, когда я целых три недели ходил в ее женихах.
— Только поскорее, — шепчу ей на ушко, увенчанное трехкаратной побрякушкой, — у меня в половине пятого подъем. Жаль, не Марина приедет, а Рябов. Посмотреть бы, как ты приведешь в исполнение свои угрозы.
Сабина покраснела, то ли стесняясь своих прежних высказываний, то ли предвкушая мое появление в супружеской спальне, куда я в четвертом квартале старался регулярно не заглядывать.
— Значит так, дорогая, — продолжаю нагнетать радостное настроение. — Я по тебе скучал. Даже в обществе Марины. Правильно, доброе слово и кошке приятно, если, конечно, она не Педрило. Эту сволочугу в свое время кипяток не брал. Ничего, Сабиночка, в следующий раз не станешь меня своими подозрениями с порога баловать.
— Мы будем заниматься анальным сексом, — мечтательно произнес я, и жена отчего-то отшатнулась в сторону.
— Сейчас опять какую-то гадость выдашь, — искривила губы Сабина. — Ты же больше пяти минут…
— Для тебя любовь — это гадость? — картинно закатываю глаза. — Хорошо, я устал, мне нужно выспаться, голова гудит. Так согласна исключительно на анальный секс? Кто, кроме тебя, еще поможет? Не Марина же, в самом деле, она спец по другой части.
За долгие годы сосуществования Сабина научилась понимать меня не хуже Рябова. Она молча поднялась с медвежьей шкуры и вышла, оставив мужа в гордом одиночестве буквально на минуту.
— Возьми, дорогой, — сказала жена, протягивая упаковку анальгина. — И ложись, тебе рано вставать. В кабинете?
Молча киваю головой и прожевываю пилюлю, не чувствуя горечи. Моя жена — красивая женщина, но я боюсь лишний раз взглянуть в ее глаза, потому что моментально вижу незабываемый образ ее папаши, посчитавшего в свое время — он купил меня со всеми потрохами. И самое страшное, я могу найти в себе силы признаться — так оно и было.
Прежде, чем лечь, достаю из ящика стола старую черно-белую фотографию. Совсем молоденькая девушка в сравнении с сегодняшней женой Юрика Ланды, и парень, оставшийся где-то за бортом прожитых лет. Вот и все. Долги прошлому отданы; отглянцованная поверхность фото, сжатого в руке, наверняка покрылась паутинкой трещин, словно живые лица морщинами. Я подношу к краю скомканного снимка «ронсон», и огонь все быстрее и быстрее пожирает на дне старинной серебряной пепельницы плотную бумагу, это свидетельство того, единственного, к чему не может быть возврата.
44
Судя по окуркам «Беломора» в пепельнице и густому сизому дыму в комнате, Вершигора, как всегда, пришел на встречу со мной раньше обычного времени. Никак наш генерал от привычек оперативника отказаться не может, и выкуренные «беломорины» в пепельнице — тому лишнее подтверждение.
— Господин генерал, — веско заявляю, падая в кресло — Вы рискуете.
— Конечно, — подтвердил мои опасения Вершигора. — С тобой жить в одном городе — уже опасно. Не говоря уже о просто встретиться наедине. Кстати, фляжечку свою прими.
— Вино хорошее?
— Хорошее. Почти как то, каким согревались.
— Что значит почти?
— А чем я еще могу рисковать?
Бросив на генерала взгляд, в котором недоумение множилось на обиду, я прикурил сигарету и поведал:
— Имелась в виду квартира, в которой мы встречаемся.
— Это ты брось, — спокойно ответил Вершигора.
— Я не намекаю, что она засвечена. Однако мы живем в такое удивительное время…
— Ты, давай, свои шарады…
— А ты не командуй. На мне погон отродясь не бывало. Я — человек штатский, сугубо мирный…
Вершигора улыбается нечасто. Однако после моих слов он обнажил в улыбке пожелтевшие от табака клыки.
— Давно в цирке не был, — коротко хохотнул Вершигора.
— Напрасно. Искусство принадлежит народу. Правда, в нашем цирке клоун помер, но на его место желающие найдутся.
— Арлекиной того клоуна звали?
— А ты иначе считаешь?
— Я считаю, ты стал вести себя не хуже других. Все на грубости нарываешься. Квартира тебя не устраивает.
— Пока устраивает. Но кто знает, что будет завтра…
— Ты знаешь?
— Могу только предполагать. Вдруг кто-то захочет все на свете пересчитать. В том числе пустующие квартиры при вечном дефиците жилплощадей.
Генерал Вершигора пристально посмотрел на меня и тихо сказал:
— Пусть так. Но явки существуют уже столетия. Думаю, в следующем тысячелетии вряд ли от такой затеи весь мир откажется.
— Как говорят твои клиенты, за мир не отвечу. Однако, когда речь заходит о нашей стране, сам понимаешь, логика здесь — понятие более чем абстрактное… Да, генерал, ты наверняка о чем-то не том подумал.
— Ты что имел в виду? — прикурил очередную папироску Вершигора.
— Знаешь, наш горсовет недавно принял историческое решение. По поводу чистоты улиц.
— Ну и что?
— Ничего. Но не один исполком на свете. Вдруг кто-то захочет перенять этот передовой для сэнэговских стран опыт? И никто не даст гарантии, что, в свою очередь, наша мэрия не возьмет на вооружение весьма полезные начинания коллег.