— Ты хоть бы пояснил… Опять за шарады принялся, — недовольно сказал генерал, трухнув папиросой над хрустальной пепельницей.
— Пожалуйста. Наша мэрия приняла решение, направленное на улучшение экологической обстановки в городе и пополнение его бюджета. Зато мэрия славного города Ивано-Франковска тоже проявила заботу о людях, годами стоящих в очереди за жильем. Плюс дает заработать всем желающим. Их исполком утвердил положение о вознаграждении граждан, выявивших пустующие квартиры в городе и стукнувших об этом органам власти. Целая сетка разработана: кто накапает об однокомнатной квартире — шестьсот баксов, двухкомнатная — штука, трехкомнатная — еще дороже. Но, конечно же, самая символическая цена за стук про четырехкомнатную — 30 миллионов. Только не серебряников, а карбованцев. Никто не даст гарантии, что наш исполком не поддержит это полезное начинание. Представляю, почем потом квартиры пойдут, если только за стук о такой, в которой мы сидим, положена штука. Тем более, у всех поголовно тяжелое материальное положение, воспитание по поводу высшей доблести, а именно — стука, у нас соответствующие, а потому сам могу не выдержать и заложить им эту хату…
— Какие еще хаты собираешься закладывать? — пристально посмотрел на меня генерал.
— А что, еще есть? — искренне удивляюсь я. — И как на это у тебя средств хватает? Менты без зарплаты сидят, а вы оплачиваете пустующие…
— Хватит! — резко сказал Вершигора.
— Есть, господин генерал! — вскакиваю по стойке смирно. — Разрешите идти?
Вершигора промолчал.
— Ну раз не позволяете, — более развязным тоном заметил я, — тогда будьте здоровы. И сами идите. В задницу… Нет, отставить! Лучше куда подальше. И больше меня не дергай. Я тебе ничего не должен.
— А я тебе?
— Тем более.
— Давай хоть один раз в жизни поговорим серьезно, — миролюбивым голосом предложил начальник Управления по борьбе с организованной преступностью, не обратив особого внимания, что я попытался определить ему совершенно иное место службы.
— Давай, — соглашаюсь, возвращаясь в кресло. — Тем более вчера я уже встречался с аналогичным предложением.
— Что за гадость ты мне подсыпал в вино? — неожиданно резко спросил Вершигора, гася «беломорину» в пепельнице.
— О чем шепчешь? — непонимающе смотрю на него.
— Слушай, мы ведь договорились, что серьезно… — чуть ли не обижается генерал.
— Я делаю разницу между серьезно и откровенно. Но если хочешь — давай попробуем. Однако предупреждаю, откровенность в одностороннем порядке меня не устроит. Откуда ты взял, что я тебе в вино что-то подсыпал?
— Анализ вина ничего не выявил, — спокойно ответил Вершигора. — Ты вполне мог подменить флягу. Но вот одного бы не сделал и при большом желании…
— Что именно?
— Заменить мою кровь. Анализ показал, что в моем организме побывало какое-то психотропное средство… Арлекино — лично твоя работа?
— Да.
— Орел!
— Да нет, генерал. Я — ворон. Орлов и без меня хватает. Вернее, воробьев с такими кличками.
— Причина смерти Арлекино?
— Вскрытия еще не было? Смотри, протухнет…
Вершигора выразительно посмотрел на меня.
— Ладно, генерал. Вся разница между тобой и мной, что тебе к имеющимся данным нужны доказательства. Для суда… Ты, кстати, знаешь, что Арлекино убил тринадцатилетнего ребенка?
— Согласно оперативным данным.
— Уверен в них?
— Источник надежный.
— Так вот, мои источники не менее надежны. Мог бы его привлечь? Ты не сопи недовольно, мы же договорились откровенно…
— Девочка пропала без вести. Следовательно…
— Вот-вот. К тому же по приказу Арлекино взорвали…
— Такой же бандит, как и он. Скатертью дорога, — в сердцах бросил генерал.
— И это говорит человек, стоящий на страже закона, — изумляюсь я. — Он не бандитом был, а гражданином, преступником мог считаться только после приговора суда…
— Оставь словоблуд. Ты посчитал себя вправе…
— Посчитал. Арлекино грохнул этого бандита, его корешки отомстили. Других выводов просто быть не может.
— Гусю тоже они отомстили?
— Не знаю.
— Честно?
— Если честно, один опившийся вином генерал предупредил — Гусь готовится напасть на меня. По приказу Арлекино.
— О чем этот генерал тебе еще рассказывал?
— О своей мечте. Чтобы место Гуся занял кто-то другой. Не Порох, претендовавший на него. Пришлось постараться ради старой дружбы.
— Порох пропал без вести.
— Ребенок, замученный Арлекиной, тоже пропал без вести, — жестким голосом напоминаю генералу и в свою очередь задаю вопрос:
— Петрович действительно хороший человек?
— Да, — твердо ответил Вершигора.
— Знаешь, он на меня рекомендацию у губернатора выспрашивал. Удивлен?
— Нет.
— Почему?
— Он тебя недостаточно знает. А ты — человек непредсказуемый.
— Зачем ему было плести кружева?
— Если бы ты согласился, это вызвало бы подозрения. Он не знал, на чьей стороне…
— Я всегда исключительно сам за себя.
— Но когда нужно…
— Когда мне нужно, генерал. Вот я о чем подумал. Был такой хороший человек Иван Осипов, песни слагал душевные. «Не шуми ты, мати зеленая дубравушка…» Ее Емелька Пугачев любил, Пушкин записывал. Или вот… «Вниз по матушке, по Волге», сплошные у него матушки… Но самое интересное другое. За сорок лет до того, как Видок организовал пресловутое Сюртэ, у него был предшественник российского разлива. Тот самый поэт Иван Осипов. Вернее, душегубец Ванька по кличке Каин. Взлетел он под облака, полицией страны заведовал, но характер свое взял. Первый российский рэкетир, а мы все в сторону Америки киваем… На бабе поэт спалился, закончил свою жизнь на каторге. Если привык душегубствовать, остановиться трудно. Даже на ответственном посту. Тем более он давал такую возможность купчишек под охрану брать — лучше не придумаешь.
— Аналогии проводишь. Но тут другой случай.
— Да нет, генерал. Тот самый. Петрович, мало того, что сейчас Осипов, в команде президента трется, он, как и предшественник, остановиться никак не может. Хотя всего лишь Петрович. Не Ванька, как тот поэт. На Ивана всю жизнь не тянул. Больше того, Иваном не был даже его непосредственный командир. Всего лишь Ивановичем. Петром, правда. Такая вот у них субординация. Кстати, микрофончики в твоем кабинете — его работа, а не контрразведки пресловутой Сабли.
— Доказать можешь?
— Ты что, перепарился? Пускай суд доказывает или вы, менты. Все на свете. В том числе поведаете общественности об истинном лице Арлекино. Небось зарыли на престижном кладбище, на похороны весь бомонд собрался? Еще бы, не какого-то поэта-засранца хоронят или заслуженного художника, а выдающегося бизнесмена Никифорова, купившего себе звание не академика, как другие, а более почетное. Вор в законе, это же звучит. Еще красивее, чем прежде — Герой Советского Союза. А льготы какие — куда там всем Героям… Ты не удивился, отчего Петрович между нами соревнования устроил?
— Я ему говорил, ты лучше. Но он решил… Или считаешь иначе?
— Врал он тебе, Вершигора. Быть может, я ему действительно нужен. Вполне допускаю, что в предстоящей операции ему требовался и самый настоящий извращенец, каковым был издохший Арлекино. Но еще больше ему нужно было…
— Чтобы ты убрал Никифорова?
— В точку. Под видом своеобразного соревнования, о котором он тебе лапшу на уши навешал. Он ведь тебе всю жизнь врал.
— Да мы с ним прежде всего несколько раз виделись. Ты что-то не то говоришь.
— Говорю откровенно. Помнишь, как тебя к Колотовкину внедряли?
— На всю жизнь запомнил, — глухо сказал генерал и нервно прикурил папироску.
— В результате той операции была разгромлена банда, занимавшаяся транзитом наркоты. Браво, Вершигора! Муки терпел, пытки принимал, чуть не грохнули тебя, но разве это главное? Главное, что в результате твоих героических действий борьба с наркобизнесом была выиграна. И сегодня такой проблемы не существует. Ты всех победил. Теперь разгромишь организованную преступность.