— Если оставить в стороне ерничество… Нет, так и не понял, что ты этим хотел сказать.
— Ты до сих пор считаешь, что Петрович послал тебя сражаться и побеждать наркоторговцев?
— А ты что думаешь?
— А я не думаю. Я знаю. Он твоими руками расчистил место для других ребят. Ты не с гангстерами сражался, а конкурентов убирал.
— Доказать можешь? — снова вернулся к любимой арии генерал.
— Перестань, Вершигора. Можно подумать, ты не понимаешь… Проанализируй случай с Арлекино. Какие тебе, к черту, еще нужны доказательства? Ты же парень неглупый. Хотя занимаешь дурацкую должность.
— Я так не считаю. Должен же быть хоть какой-то порядок.
— Вот именно, что какой-то. Борьба с организованной преступностью… С ума сойти можно! Да с ней еще тысячелетиями сражаться… Во всем мире давно такого термина нет. Есть понятие «сдерживание организованной преступности», зато борьба всегда была нашим национальным видом спорта, от вредителей и саксофонов до алкоголизма и коррупции.
— Ты ушел в сторону от Арлекино. Как я понял, он своим поведением мог скомпрометировать…
— Да не мог, а успешно это делал. Формулировку ты подобрал чересчур мягкую. Сам знаешь, отчего зачастую гибнут крутые бизнесмены. Конкуренция? Как бы не так! Просто многие, разбогатев до неприличия, начинали считать — им можно больше, чем дозволено.
— Тогда вернись к проблемам всеобщего пересчета.
— Проблема действительно существует. Только я не уверен, что господин Осипов преследует исключительно благую цель не допустить появления в государстве никем не контролируемой группы людей с такими официальными полномочиями, о которых не смеет мечтать парламент и президент вместе с остальными ветками власти. Однако я пока со своей веточки соскакивать не собираюсь. Несмотря на твою настойчивость.
— Почему, интересно? Ты же всегда ставил осторожность на второе место. Тебе слаще нет, чем в войну поиграться.
— А тебе в разведчика, — в переносном смысле щелкаю по носу генерала.
— Ты сомневаешься в искренности Петровича?
— Вершигора, ты хорошо себя чувствуешь? Или снова вина налить? Для твоего Петровича подставить человека или отправить его на тот свет — проще простого. Сам это знаешь. По собственному опыту. Извини, что напоминаю. Но с того света я тебя извлек, а Петрович даже пальцем не пошевелил… Ладно, хватит. Я тебе наоткровенничался, как никогда в жизни. Теперь ты будешь выдавать правду без детектора лжи. Ты знаешь, как выйти на Саблю?
— Нет. Но теперь, когда вопрос, можно сказать, решен… Петрович после твоего согласия…
— Ах, да. Он же, бедненький, его не получил. Так, допустим, я уже согласен. Деваться некуда. Иначе кто-то начнет копаться в моем прошлом и в могиле Арлекино? Да?
— Да, — нехотя выдавил генерал.
— Ты должен меня додавить?
— Ну я же тебе еще тогда сказал, в гостинице… но между нами, я этот компромат… Считай, он уничтожен.
— Спасибочки, гражданин начальник. Сабля — это реальность или подстава?
— Реальность. Между прочим страшная. Он ради развлечения людей губит. У меня, действительно, два агента на подходах погибло, я тебя предупреждал.
— Меня сейчас больше Осипов занимает. Я подстраховаться должен. Со всех сторон.
— В Москву по этому поводу летал?
— Конечно, нет, господин генерал. Я до того напугался, как-никак очередное покушение, вот и побежал куда подальше.
Вершигора потянулся к спичечному коробку, раскурил папироску и заметил:
— Кстати, кое-кто так и решил. Можно сказать, окончательный штрих к появлению в фашистском мундире у губернатора.
— Спасибо за комплимент, жаль, его Петрович не слышит. Значит так, кое-какие данные по Осипову у меня есть. Есть и личные впечатления. Обидно, что ты мне сразу не сказал, кто это…
— Не имел права. Ты же сам понимаешь. Тем более ответ был отрицательным.
— Хорошо. Какие у него привычки?
— Никаких. Человек как человек. Все в меру. Серый, как положено.
— Профессионал, одним словом. Такой не допустит, чтобы его на чем-то… Но… У каждого из нас есть какие-то привычки, бросающиеся в глаза. Ты же не куришь то «Беломор», то «Кэмел», я тоже всю жизнь шмалю исключительно «Пэлл Мэлл».
— Петрович не курит. Сердце бережет.
— Для инфаркта.
— Ты хочешь его…
— Нет, это он меня хотел… Ультразвуками. Знаешь о семигерцевом приборе?
— Туфта. Действия прибора до конца не изучены. Одного он может с ума свести, другой на месте помрет. Бывают и такие, что плохо реагируют. Им пока пользоваться рано.
— Как сказать.
— То есть?
— Арлекино перед смертью меня таким охмурял.
Генерал Вершигора недовольно поморщился. Вряд ли он все еще считает Петровича хорошим парнем.
— Он, по-моему, любит классическую музыку, — начал вспоминать Вершигора. — Изредка в разговоре трогает мочку уха… Левого… Очень любит все соленое, острое… Туфли всегда на ровной подошве. Говорит тихо.
— Знаю, беседовали. Музыку… Пожалуй, как и соленое. Он даже щепотки соли изредка прямо в рот кидал… Говорит, действительно, тихо. Но вот насчет туфель не уверен. Я его однажды на каблучках видел.
— Сам говоришь «однажды».
— Однажды, это не всегда. К тому же мы с ним виделись три раза. Я его-то не слишком запоминал. Зато он… Когда мы должны встретиться?
— С ним?
— Ну не с тобой же.
— Конечно, со мной тебе видеться неинтересно.
— Ты даже на юбилей моего сына не пришел.
Вершигора вторично оскалился и сказал:
— Зато я ему подарок сделал. Папа по улицам до сих пор ходит.
— По лесу я хожу, сырому и дремучему, генерал.
— На охоте? — вспомнил о нашей недавней встрече Вершигора.
— Вот именно. Так когда…
— Ну ты же охоту любишь. Там и встретитесь.
— Значит, заранее знал.
— Конечно. Должность у меня такая.
— Не путай должность и профессиональные навыки.
— Хорошо. Тогда скажу по-другому — я тоже кое-что рассчитывать умею.
— Тем более с Рябовым дружишь.
— Тем более.
— Хорошо, мон женераль, я поплыл. У меня сегодня еще одно свидание необычайной важности.
Вершигора потушил папиросу в заполненной окурками пепельнице и заметил:
— Полагаю, твое свидание не добавит мне работы.
— Это точно, — развеселился я.
— Ты чего это?
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Впервые в жизни поговорили откровенно. Не переживай, работы тебе не подкину. У меня встреча с женщиной.
— Наверняка несовершеннолетняя, — буркнул генерал.
— Я же тебе сказал, что работы не подброшу. К тому же не хочется быть единственным человеком, который сел за связь с несовершеннолетней. На этом ты меня не возьмешь. Я не Арлекино… Если, конечно, у нас такой откровенный разговор пошел — да, встречаюсь и с молоденькими телками… Слушай, Вершигора, они же с двенадцати-тринадцати лет почти все трахаются, не пора ли вносить изменения в Уголовный кодекс? И так, понимаешь, под статьей хожу. В моем доме холодное оружие на кухне имеется…
— Так и знал, что она несовершеннолетняя, — снова напустил на себя явно недовольный вид генерал.
— Мегрэ, ты не прав. Она не несовершеннолетняя, а невменяемая.
— С тебя станется. А с этих косящих лахудр — тем более.
— Не смей оскорблять наиболее многочисленную для планов вербовки агентуры генерацию.
— Этих планов уже нет, — доказал генерал, насколько я отстал от жизни. — Так что можешь ходить к нормальным женщинам. Не к таким, каких мы не привлекаем к сотрудничеству.
— Что ты имеешь в виду?
— Сам сказал, что она сумасшедшая.
— Нет, Вершигора, это ты сказал. Какая она сумасшедшая? Она студентка, внучка моего садовника…
— А почему невменяемая?
— Потому что, когда кончаю, она иногда орет: «Только не в меня! Только не в меня!» Ладно, генерал, дама ждет.
— А как другая дама на это реагирует?
— Бурно. Вчера истерику устроила. Но, подобно тебе, доказать ничего не может.
Вершигора пожал мне руку и с заговорщицким видом заметил:
— Вот уж не знал, что жене директора фирмы «Виртус» требуется еще что-то доказывать.