— Хорошо.
— Двойной.
— Ладно.
— Пару порций.
— Не получишь, — снова позаботилась о моей на этот раз сердечно-сосудистой безопасности Марина и отключила связь.
— Ты еще не вылечился? — горестным голосом спросил Гершкович.
— Нет, — предельно честно отвечаю ему, прекрасно понимая, на что намекает Котя.
— Я так себе догадываюсь, ты долго болеть будешь, — заныл на другом конце провода хозяин фирмы «Олимп», — до самой смерти, чтоб ты жил сто двадцать лет… Слушай сюда, а твои люди из бумаги зерно не жрут?
— Котя, они, сволочи, только документы со стола крадут. Это же бумажные, а не пшеничные человечки, усекаешь? Такие падлюки… Распространяются, главное. Наверняка уже в другие офисы перебрались. Ой, Котя, у тебя партнеры по всему миру, позвони им…
— Ты серьезно?
— Или. Особенно в моем состоянии. Так вот, на другой стороне земного шара всю дорогу инопланетяне высаживаются, в людей влазят, пакости состраивают, хотят их цивилизацию раскурочить. А нам никаких голливудских инопланетян не требуется, когда своих бумажных человечков уже девать некуда…
— Я все понял, — перебил меня Котя, — только слушай сюда внимательно. Эти человечки не такие вредные. Они для пользы дела нужны.
— Моего дела?
— Ты не один на свете… Такой заболевший. Да, так вот чего я тебе имею сказать, кончай других людей доводить до своих болезней. Потому что даже я могу заразиться.
— Ну так подлечи меня, Котя, это же в твоих интересах.
— Серьезно?
— Конечно. Сам подумай…
— Уже подумал. Цена болезни слегка загилена…
— Это температура вверх прет.
— Если сбросить пару градусов с кила веса, больному с ходу сделается легче, — делает медицинское заключение Котя.
— При одном условии.
— Каком интересно?
— Машина «скорой помощи». Сегодня бензин так дорого стоит.
— Ладно, чего для больного не сделаешь. Давай вылечивайся, чтоб ты мне был здоров, — сказал Котя, и я услышал в трубке короткие гудки.
Хорошо то, что хорошо кончается. Интересно, станет ли напрягать меня Гершкович, когда племяш главбуха потащит в суд мента-генерала? Нет, я ведь здесь ни при чем, молодой человек не в нашей системе трудится, и вообще, какие претензии, пусть даже настроение моего бухгалтера сильно улучшится. Рискует его племяш; после такого иска заявителя стоит на медицинское освидетельствование отправить. Не уверен, что врачи его нормальным признают: чтобы пацан сопливый решил с главным ментом губернии судиться — редкий случай в медицинской практике. Такой и без предварительных анализов на слегка поехавшего тянет. Ему старое ружье оставлять опасно, не говоря уже о разрешении на покупку нового.
Как бы то ни было, возможно, медицине над племяшом главбуха предстоит попотеть, чтоб вел себя подобно нормальным людям. Зато другого больного врачи сумели поставить на ноги. В этом пришлось убедиться, когда Воха затащил в мой кабинет легкого на помине начальника отдела снабжения с перемотанной, как у Павки Корчагина, головой. Да, я не ошибся, наша медицина на ноги его явно поставила, о голове начальника отдела снабжения речи не было. Переть против природы даже в наимоднейшими пилюлями — дело, увы, безнадежное.
— Выписали, — кивнул на болящего с перепуганной мордочкой заместитель коммерческого директора. — Досрочно…
— Так, — радостно потираю ладони, глядя на вжимающегося в кресло Константина, который, по всему видать, уже больше опасается меня, чем Вохи. — Андрей, как Снежана?
— Гораздо лучше. Новый год встретит дома.
— С таким-то счастьем, — киваю в сторону разукрашенного с помощью качалки начальника отдела снабжения.
— Повезло Снежане, что и говорить, может, ее еще больше обрадовать, повесить это чудо на новогодней елке?
— Не мешало бы, — отчего-то потер костяшки правого кулака Андрей, и по виду начальника отдела снабжения я легко догадался: Костя уже согласен самостоятельно вешаться на елке, лишь бы заместитель коммерческого директора находился куда подальше.
Воха потоптался на месте и, не дождавшись моего указания по поводу окончательного курса лечения Кости, сказал на прощание:
— Рябова дождись.
— Слышишь, Костик, что тебе велено, — радостно обращаюсь к мгновенно ставшему гораздо хуже себя чувствовать раненому. — Да, ты теперь не то что висеть на елке согласен, а как мне кажется, уже готов срубить вершинку этого дерева и сесть на него… Не торопись, доставь Рябову удовольствие, он сам это сделает с гораздо большим искусством. Видимо, ты после его визита так ничего и не понял. Ну что ж, Сережа скоро появится, получишь такой новогодний подарок, о котором давно мечтали все, кто тебя окружает.
— Я больше не буду! — на всякий случай пискнул Костя и тут же заткнулся под моим добрым отеческим взглядом.
— А при чем здесь ты? Я за тебя с Сережки спрошу, снова лишу его премии как председателя нашего профсоюзного комитета. За то, что он плохо провел среди тебя воспитательную работу.
Глаза Константина тут же приняли форму окон в моем кабинете.
— Опять что-то выкинул, паскуда малая? — нежным тоном продолжил я. — Если тебя досрочно выпихнули из больницы, которая в таких сладких пациентах нуждается, пусть они и валяются в общей палате, значит те греки имели море удовольствия по сравнению с твоими очередными фортелями. Колись, чита комнатная, опять анатомию медсестричек полез изучать или уже на санитаров перешел?
— Ну что вы, — Костя прижал ручонки к груди и захлопал ресничками своих кукольных глазок. — Как вы могли такое подумать? Там же рядом моя жена. Я так хотел ее видеть… Это же самый настоящий беспредел, мужа к жене не пустили. Я вам так скажу…
— Нет, это я тебе скажу. Правильно сделали. Ей после твоих примочек-загулов на ноги встать требуется. Она б, рожу твою увидев, снова б рецидив подцепила. Или отхайдохала тебя по второму разу… Видишь серебряную флягу твоего дружбана на шкафу?
Константин ожесточенно закивал головой.
— С одним сигнализатором я уже разобрался. А теперь, пока Рябова нет, быстро колись. Давай, в лучшем виде. Может, я тебе подарок сделаю. Будешь смотреть на елочку со стороны, причем не натянутым на задницу глазом.
— Это все из-за Нового года, — быстро замолол Костя. — И из-за Рябова. Говорит, что нам детей надо, тогда… Ну да, если Снежана не против, я уже согласен.
Мне сразу стало ясно, отчего Рябову потребовались Снежанкины роды. Это Сережа обо мне заботится. А может, и вправду: только благодаря появлению наследника Костя станет вести себя несколько иначе? Ведь из всей окружающей среды он мирно сосуществует с моим сыном; больше того, они друг в друге души не чают. Две разнокалиберные пакости во всем и всегда находят общий язык, а после их последних игр мне пришлось менять мебель в собственном доме. Представляю, что он учудил в больнице, стены хоть целы остались?
— Нет, Костя, — говорю гораздо спокойнее, и начальник отдела снабжения слегка распрямляется в кресле.
— Тебе еще рано детей заводить, вас двоих многовато будет для одного города… Если, конечно, ребятенок в папашу пойдет.
— Да не нужен он мне, — слегка помотал перебинтованной головой мой вечный подзащитный, — я и так пострадал из-за малых гадов… Да, а вы что думали? Это я? Это они…
— Так где ты своих, так сказать, коллег нашел?
— Как где? В больнице. Мне же Рябов прямо фашистские меры придумал, в общей палате, концлагерь представляете?
— Нет, не представляю.
— Вам повезло. А там каждый гад храпит, пердит, стонет, воет, на нервы действует. Вот я с больной головой не выдержал. Думал, вообще мозгами двинусь на всю катушку. Ну и пошел прогуляться к железнодорожным детям. Думаю, раз Рябов говорит, что мне пора стать отцом, так надо к этому привыкать постепенно. Если бы не он, я бы стал туда ходить? Делать нечего! Ну и что? Я же, как всегда, в лучшем виде… Детям плохо, им все болит, Новый год на носу, вот и пришел, стал с ними стишки разучивать… К празднику… Чтоб врачей поздравить… Не я, а они. Так разве это дети? Они своими рельсами по голове двинутые… Я же им сказал говорить на Новый год, когда меня уже выпишут, а они в тот же день этому малоумному стихов начитали… Он такой дурной, юмора в нем не ночевало. Ну и выписал меня, черт с ним, этим козлом, дома доболею…