Выбрать главу

— Мы с тобой на сей счёт совсем по-разному мыслим, — мрачно отозвался Михаил. — Мне лучше идти в отставку, чем со своими людьми обращаться, как со скотиной. Без смысла и совести.

— Оставим это. — Паскевич чувствовал, что погорячился. — Мишель, я иначе думаю, но это не мешает мне сердечно любить тебя и отдавать должное твоему таланту. Бога ради, возьми у меня хорошего офицера. Да хоть капитана Глебова я тебе оставлю на месяц. Ты же знаешь, в парадах моды, как в дамских туалетах, меняются со дня на день. Глебов был на последних больших манёврах в Варшаве, все новые штучки заучил. Как правильно держать шпагу перед строем. Где стоять унтер-офицерам во взводах. Где быть барабанщикам и прочее. Умоляю, не позорься перед государем. Хуже будет. Александр Павлович при всей своей обходительности имени твоего слышать не может. Ермолов, с тех пор как на Кавказе, его даже меньше злит. С глаз долой, из сердца вон. Я пришёл, потому что о таких делах надо говорить с глазу на глаз.

— Спасибо тебе, Иван Фёдорович. — Воронцов был тронут предложением гостя. — Если пришлёшь такого человека, по гроб жизни не забуду услугу. У меня люди понятливые. Быстро переймут.

Паскевич покачал головой: мол, быстро такое не даётся. Но тоже был рад, что его упрямый друг снизошёл до доброй услуги, которую ему, кстати, оказывали совершенно бескорыстно.

Брюссель — Париж

Брюссель жил особой, непостижимой для Франции жизнью. Радостной и светлой в отсутствие короля Луи. Нарядные толпы на улицах. Неразорённые поля и фермы по дороге. Много цветов, бесплатных улыбок и море французской речи. Лёгкой, свобод ной, бездумно счастливой. Эмиграция, волной хлынувшая через границу после «Ста дней», преобразила заштатную провинцию. Мигом явился парижский лоск, острота политических бесед, десятки кофеен, свободная пресса и самые смелые дамские туалеты с обнажённой грудью под газовым шарфом. В теперешнем Париже на такое никто бы не отважился.

Ни туманные утра, ни частые дожди не портили здесь настроения. Казначеев тотчас почувствовал это, когда пересёк заставу и в первом же трактире краснолицый, довольный собой и всем на свете хозяин вышел на крыльцо, чтобы окликнуть его: «Славный денёк, мсье, не угодно ли пива?» Адъютанту Воронцова понадобилось не только пиво, но и вообще, так сказать, подкрепить с дороги бренные силы. Чем он привёл бельгийца в восторг. Обнаружилось, что здешний народец любит и умеет поесть на славу. Однако делает это с большим изяществом — крахмальные скатерти, фиалки на столе, салфетки с кружевом и розовая вода для споласкивания рук.

Не надо ли остановиться? Очень спокойное место, мсье. Нет ли пожеланий насчёт стирки? О, возьмут сущие гроши. Французские деньги подойдут. Здесь их свободно меняют. Куда все подевались? Да ведь сегодня великий день — его высочество принц Гийо с супругой, кстати, сестрой вашего императора, перебираются в Брюссель. Да, навсегда. Как-то плохо они поладили с королём Вильгельмом. Настоящий голландский мужлан, прости Господи! Молодые — другое дело. О, принц Гийо — красавец и храбрец, служил в армии Веллингтона, командовал, был ранен. Его все любят. Вы слышали, как он однажды проскакал девять часов верхом до Гааги, чтобы поздравить брата с днём рождения? Блестящий жест! А принцесса, говорят, так прелестна и так богата, что они просто не могут не быть счастливы. Нынче весь город на пристани. Не сходить ли и вам посмотреть?

Нидерланды восхищались наследниками. Гийо прощали крайнюю возбудимость — печать войны; Анкет — высокомерие — ведь она как-никак императорская дочка. Молодая чета много путешествовала по своей крошечной, ладно скроенной, да некрепко сшитой стране. Бельгийские провинции, откушенные у Франции, заметно гордились галльской складкой. Здесь всё было на иной манер, чем у голландцев. Хотя главное отличие состояло в том, что карету молодожёнов забрасывали не тюльпанами, а астрами. Красивая пара нравилась подданным по обе стороны языковой границы. И казалось, могла послужить связующим звеном между недовольными друг другом половинками молодой монархии.

Казначеев решил прогуляться. Глянуть на принца и принцессу Оранских. Порт гудел, как большой рынок. Вся вода у причала была покрыта цветами, мерно покачивавшимися на волне. Сквозь них, разрезая носом тысячи лепестков, двигалась шестивёсельная шлюпка, обитая внутри красным бархатом, а по борту золотым галуном. На пристани, оттесняя праздничную толпу, стояли национальные гвардейцы в красно-синих мундирах и чёрных треуголках с чудными полосатыми плюмажами, каких Казначеев отродясь не видывал. На рейде застыл трёхмачтовый фрегат, названный в честь принцессы и набитый приданым. Его кормовые галереи были украшены оранжево-голубыми гирляндами и розетками — цветами дома Оранских-Нассау.