— Вы не спите, Лизавета Ксавереьевна? — удивилась ключница. — Чуть было про обычай не забыли. Слава Богу, маменька вспомнила.
— Какой обычай? — не поняла Лиза.
— Да двери с окнами перед свадьбой запирать, чтобы, значит, счастье не выскочило. — Агафья осклабилась. — А вы, небось, все косточки изворочали? Никак не уймётся сердечко, красавица вы наша! Ну, да так невестам от века положено. Перед венчанием до зорьки глаз не смыкать. А матушка ваша настрого приказала дверь запереть и ключ ей под подушку доставить.
Хитрая баба засеменила прочь из передней. Лиза села на верхнюю ступеньку и взялась рукой за витой столбик перил. Ей хотелось смеяться и плакать. Да если б она вздумала бежать, её не удержали бы ни двери, ни ставни. Но она решила иначе.
Михаил лежал на спине, смотрел в темноту и улыбался. По его лицу блуждало выражение полного превосходства. Хотелось даже показать язык кому-то неведомому, кто в последнее время мучил его и вводил в соблазн, внушая самые нелепые опасения. Его невеста не сбежала и оказалась девицей. А сам он не сплоховал в нужный момент. Всё прошло достойно и, кажется, даже не слишком испугало Лизу. Что, без сомнения, важно, поскольку, говорят, некоторые жёны всю жизнь не могут простить мужьям первой ночи. Граф скосил глаза на супругу. Она спала, свернувшись калачиком, на самом краешке кровати. Такая маленькая и хрупкая, что становилось её жаль. Лиза ещё не привыкла ни с кем делить постель. Он и сам не знал, каково будет постоянно находить у себя под боком другого человека. Ну да разберутся.
Воронцов вспомнил, как сегодня ехал за невестой. В полном трепете и скрежете зубовном. Сказать, что ему самому хотелось сбежать, было бы ничего не сказать. Он мечтал сейчас оказаться на другом континенте. Подальше от собственной свадьбы и могущих проистечь неприятностей. Но Михаил взял себя в руки и вместе с целой кавалькадой шаферов оказался в Сент-Оноре. Где его ждала полная неизвестность.
Нервозность дошла до того, что, когда подали одеваться в великолепный, специально сшитый к свадьбе фрак, он вдруг переменил решение и потребовал парадный мундир. В нём генерал чувствовал себя увереннее. В блеске звёзд, золотого шитья и лент он выглядел очень эффектно. Хоть и решил вести себя как штатский человек, не получилось. Лиза была несколько удивлена, но не показала виду. Граф нравился ей и в форме, и без формы, и, как вскоре обнаружилось, совсем-совсем без формы. Однако пока они оба этого не знали.
Воронцов поднялся по лестнице в покои второго этажа, и кузины Раевские с визгом прыснули от двери, которую поставлены были охранять. За ней скрывали от его глаз невесту. Створки распахнулись, будущему зятю навстречу вышла Александра Васильевна, а за её спиной в глубине светлой гостиной поднялась со стула Лиза. У неё было растерянное, вспугнутое лицо, бледное, с красными припухшими веками. Михаил понял, что девушка не спала, и почему-то устыдился, будто толкал её на плаху. Старая графиня взяла со стола заранее приготовленные иконы. Триптих: Спаситель, Казанская Божья Матерь и Николай Чудотворец. Михаил и Лиза встали на колени. Как по команде все смолкли. Александра Васильевна перекрестила и благословила молодых.
Потом поехали в церковь. Каждый в своей карете. А вернулись уже вместе. За трое суток до свадьбы в этом же храме мадемуазель Браницкая прочитала на русском Символ Веры и перешла в православие. Тогда на обряде присутствовали только члены семьи, даже Михаила не пустили. Теперь он сам был её семьёй, что казалось нелепым. Всё венчание Лиза вздрагивала и норовила уронить то кольцо, то свечу. Но Воронцов вовремя подхватывал и то и другое, не позволяя сбыться ни одной дурной примете. Наконец их спросили, имеют ли они честное и благонепринуждённое желание вступить в брак. Оба по очереди ответили: «Имам, честный отче». После чего назад дороги не было. Лиза чуть ли не с облегчением подняла на графа глаза. И тут Михаил с запоздалым раскаянием понял, что невеста вовсе не хотела сбежать, а хотела, чтобы её удержали. Но он, вместо этого предоставил ей право решать самой. Может, так к лучшему? По крайней мере, ей не в чем его упрекнуть.
Тонкая длинная фата скрывала лицо девушки, в положенное время граф поднял её и поцеловал жену в жалко задрожавший рот. Очень благопристойно, едва коснувшись губами.
После церкви поехали в его особняк на улице Шуазель, где всё уже было готово для бала и званого ужина. Более трёхсот человек гостей. Венчайся они месяцем раньше, до вывода корпуса, собралось бы вдвое больше. Посажёным отцом, как и обещал, был Веллингтон. Он поместился возле Александры Васильевны и весь вечер любезничал с ней, хоть та и не понимала ни слова по-английски. Время от времени герцог повторял заученную фразу: «У вас товарь, у нас кьюпец», чем смешил старуху до слёз.