Бенкендорф вошёл вслед за ним и тоже сел рядом.
— Не стоит, ваше высочество. Мы с Паскевичем всё это как-нибудь замнём. Этот Норов...
— Он хороший офицер, — слабо отозвался великий князь. — И он не мог бежать. У него тяжёлое ранение в грудь. Он задыхается.
«Так какого ж ляда вы его...» — Бенкендорф не успел задать вопроса.
Николай поднял голову и уставился на генерала немигающим взглядом.
— Я хочу знать, — его голос прозвучал требовательно и сухо. — Что в восемьсот первом году произошло с той женщиной? Все молчат.
По лицу Александра Христофоровича мелькнула тень, и он отрицательно покачал головой.
— Такие вещи... Спросите лучше у вашей матушки.
— Они не хотят говорить.
Бенкендорф не знал, куда деваться. Великий князь не сводил с него упрямого, тяжеловатого уже для юноши взгляда. Начальнику штаба гвардии вдруг пришло в голову, что этот умеет приказывать. Может, и не стоит от него скрывать?
— Вы спрашиваете из-за своего сегодняшнего поступка?
— Да, — с обидой выдохнул Николай.
— Хорошо. — Александр Христофорович кивнул. — Вы знаете, почему от вашего брата ушла жена?
Великий князь кивнул.
— Кажется, он был груб с ней.
— Он её бил. Очень сильно. Вечерние платья с открытыми рукавами. Она всегда носила шаль. Однажды Анна Фёдоровна ставила подсвечник на рояль. Шаль соскользнула. Вы можете посмотреть сейчас себе на колено, по которому ударили палашом, чтобы понять, что это были за синяки. В восемьсот первом году я служил флигель-адъютантом. Однажды утром я шёл на дежурство. Проходил через сад и наткнулся на труп в фонтане. Это оказалась француженка Араджо, поздно возвращавшаяся мимо дворца. Его величество объявил розыск и обещал примерно наказать виновного. Убийцу не нашли.
— Это всё? — переспросил Николай. — Это мог быть кто угодно. Почему подумали на Константина? Потому что он бил жену?
Бенкендорф предпринял над собой последнее усилие.
— Потому что фонтан был как раз под окнами покоев вашего брата, где он предыдущим вечером буянил с компанией друзей. Они перепились и бог знает что творили. И...
— И?
— И потому что подобное до того произошло только однажды. Но, к счастью, не закончилось смертью девицы.
Об этом Николай ничего не знал.
— Мой брат?..
— Нет. Ваш батюшка. Молодая графиня Чернышева. Ныне Плещеева. Ей запрещено показываться при дворе.
Вот теперь Александр Христофорович сказал всё. И был убеждён, что навсегда потерял расположение великого князя. Не всякий переживёт подобные откровения о своей семье.
— Да-а, — протянул Николай. — Нас вязать надо и держать под караулом. А эти дети, — он кивнул в сторону далёкого плаца, — предлагают стреляться.
Царевич произносил слова с нарочитой издёвкой, но Бенкендорф видел, что парня трясёт.
— Зачем вам всё это понадобилось? — упрекнул он. — При чём здесь вы?
Николай помедлил.
— Я хочу знать... на что способен, если... вот так не владею собой...
— Полезное знание, — вздохнул Бенкендорф. Он поддержал великого князя за локоть, когда тот вставал. — Поедемте, ваше высочество. Ещё с дуэлью разбираться. Да, — генерал сдержанно улыбнулся, — целью моего приезда были вовсе не сии откровения. Я намеревался сообщить вам о прибытии вашей супруги Александры Фёдоровны.
Николай вздрогнул от неожиданности. Ещё не хватало!
Спутники сели на коней и в подавленном молчании достигли Вильно.
Первое, что сделал великий князь по возвращении, это не позволил жене распаковать вещи в генерал-губернаторском доме, где та уже угнездилась.
— Сударыня, я видеть вас не желаю, — отрезал он. — Возвращайтесь в Петербург незамедлительно.
— Но, Николя, я добирайся очень долх и хотяй гаварить, ну, ми могли б, если ти болше не тах золь...
Она уже и русский начала учить! Вот горе-то!
— Уезжайте, — замотал он головой. — Я не тах золь, но, кажется, опасен. И могу причинить вам какую-нибудь беду.
— Ви болны? — догадалась молодая женщина. — Я сталь ухаживат за вам. Я совсем не плёхой тётка. Я сделяй глупство. Но я хочу быт с вам. И я хочу, чтобы ви мне прощевали.
Ну что тут делать?
— Оставайтесь, — с отчаянием бросил великий князь. — Сами напросились. Пеняйте на себя!
Глава 8
«ДОБРЫЕ РОДСТВЕННИКИ»
Александра Васильевна Браницкая сама вывела зятя из затруднения. На следующий день после свадьбы она позвала его к себе и выразила желание, чтобы молодые как можно скорее отбыли в Англию.
— Да и мне, старой, домой пора, — продолжала она. — Зажилась, вишь, в Париже-то. Все дела сделала. Надо и честь знать.