Потом откинулся, встал. Лиза, зажмурив глаза, всё ещё всхлипывала.
— Хорошо? — насмешливо осведомился Раевский. И сам же утвердительно кивнул. — Хорошо.
Гнев уже схлынул с него, и через несколько минут он почти пожалел о сделанном. Но упрямая обида заставляла его внутренне одобрять себя. Полковник скосил глаза в сторону кресла. Лиза, поскуливая, оправляла платье. Почувствовав, что на неё смотрят, она шарахнулась назад, вжалась в спинку, но потом собралась с силами и выпрямилась.
— Теперь я могу идти? Надеюсь, ты не рассчитывал, что после случившегося я захочу остаться?
Вообще-то именно на это он и рассчитывал. Не рассчитывал только на насилие. Но она сама вывела его из себя. Пусть теперь убирается.
— Убирайся, — выплюнул он. — Когда человек не умеет ценить добро, его ничем не проймёшь!
В полном одиночестве Лиза спустилась на первый этаж. Увидела на кресле возле двери плащ из мешковины, взяла его, ни у кого не спрашивая, и побрела через парк к морю. На пристани графиня заметила лодку, а в ней дремавшего рыбака. Вероятно, он по утрам привозил на виллу свежую рыбу.
Знаками объяснив ему, куда ей надо, и посулив денег, Лиза наняла его до города, а там уже показала пальцем, как плыть. Поднялась к себе в комнаты, вернулась, расплатилась и села на ступеньки перед гостиницей ждать мужа. Ей было горько оттого, что один мужчина, которого она любила, поступил с ней так жестоко. А второй не спас. Впервые в жизни Лиза чувствовала полное, абсолютное одиночество.
Приезд Михаила не взволновал её. Окинув мужа взглядом, графиня поняла, что и ему досталось. Вероятно, он искал её и попал в какую-то передрягу... Но теперь это не имело значения.
Пролежав час на диване лицом вниз и устав жалеть себя, Воронцов встал. Он сам согрел воды, налил медную ванну с розовым маслом, положил на дно шёлковую простыню. Принёс Лизу из спальни. Сам раздел и вымыл её, постоянно придерживая рукой, как ребёнка. Она молчала, только глубоко вздыхала и первое время уклонялась от его рук. Потом заплакала и, наоборот, потянулась к нему. Он обнял её, мокрую, целовал в глаза и гладил по голове. Всё молча. Затем вытер и отнёс обратно в кровать, надел чистую, пахнущую лавандой сорочку, накрыл двумя одеялами и сел рядом, держа за руку.
Через четверть часа её робкие всхлипывания перешли в ровное дыхание. Лиза заснула. Она спала недолго. Может быть, часа два. Открыла глаза, обрадовалась, увидев Михаила, не поняла, почему у него такое хмурое, осунувшееся лицо. Потянулась и от боли сразу всё вспомнила.
Он не дал ей снова заплакать. Поднял на руки, носил по комнате, качал как маленькую. Пел какую-то глупую колыбельную песенку по-английски, которую, помнится, Катя пела своим детям. Лизе стало тепло, постепенно она успокоилась.
— Ты разведёшься со мной?
— Я тебя люблю.
— Но ты не можешь быть уверен...
— Я тебя люблю.
Она знала все его ответы. И позволила ему напоить себя горячим красным вином. Согласилась пригласить доктора Штольца. Во время визита врача вела себя послушно, хотя дрожала всем телом.
Осмотрев её, немец оставил графиню в спальне и вызвал Михаила в другую комнату.
— Прямой угрозы плоду нет, её жизни тоже. Но она перенесла шок. Будьте с ней как можно более терпеливее. Всё наладится. — Доктор протёр лысину. — И уезжайте, наконец, из Венеции, это несчастный для вас город.
Воронцов заплатил врачу и приказал собирать вещи. Но у него было ещё одно дело, без которого он не мог покинуть Серениссиму. Вечером, уложив жену и дождавшись, пока она заснёт, Михаил поцеловал её согнутый кулачок, откинутый на подушку.
Потом поднялся к себе, переоделся, взял своего дамасского Слона и ушёл, никому ничего не сказав. Вернулся он только под утро. Долго мылся. Сжёг свою одежду, так же как накануне платье Лизы. А кавказский кинжал среди оружия мужа графиня увидела только несколько лет спустя. Воронцов так и не решился с ним расстаться, хотя элементарная предосторожность требовала выбросить клинок в залив.
Не владея языком, Лиза не прочитала в венецианских газетах новость: на вилле Сан-Серволо было обнаружено шесть трупов. Двое из охраны. Ещё двое отдыхавших в караулке. И трое в разных комнатах второго этажа. Михаил не стал разбираться, кто именно, беспокоить жену расспросами. Все — люди из вентов. Пусть понимают, с кем связались. Мнят себя кумирами ворья и хозяевами полиции! Если такая дрянь заведётся в России, он их собственными руками перевешает.
Венецианские власти почли случившееся внутренним разбирательством карбонариев и не стали вмешиваться. Лиза кое о чём догадывалась, но не проронила ни слова. Сам же Михаил так и не узнал о роли Раевского, который накануне был отозван по делам «добрых родственников» в Милан.