— Я жена твоего брата, значит, твоя сестра.
На это ответить было нечего, да и не хотелось. Ойкава, поморщившись, убрал лед от щеки и поглядел в зеркало. Да уж, Тобио-чан на славу постарался. Кто там говорил, что шрамы красят мужчин? Огромная гематома почти на половину лица совсем не шла Ойкаве.
— Все точно в порядке? — осторожно спросила Шина, присаживаясь рядом. Ее голос приобрел заботливые нотки. Может, они и не были кровными родственниками, Шина всегда переживала за Тоору как за родного брата.
— Да-да… — Ему не хотелось так грубо отмахиваться, но показывать свои слабости и переживания хотелось еще меньше.
Шина больше не стала допытываться, хотя в ее взгляде все еще читалось беспокойство с желанием понять, что творится у него в душе. На какое-то время возникла неловкая тишина. Тоору уже собирался было идти в свою комнату, чтобы побыть в одиночестве, как Шина вновь подала голос.
— Завтра игра с Ушивакой… — Это должно было прозвучать как вопрос, но вышло скорее как констатация факта. — Ты справишься. Я верю в тебя.
Удивительно, вроде это совсем простые слова. Такие же он ежедневно слышит от своих визжащих фанаток, подобные говорит своей команде перед каждой игрой. Они на слух должны восприниматься уже как заезженная пластинка. Но искренность, с которой говорила Шина, придавала особое значение этим простым словам. Они обретали странную силу.
Шина в волейболе толком-то не разбиралась, никогда не интересуясь этой игрой, как и вообще каким бы то ни было спортом. Однако только она почему-то знала, как важно это для Тоору, а ее поддержка была по-особому ценна. На каждой игре свора болельщиков Аобы Дзесай буквально срывала голоса, а Ойкаве хватало двух тихих слов одной маленькой женщины.
Первый раз увидев ее, Тоору лишь разочарованно сжал губы. «Неужели брат всерьез выбрал эту серую мышь?» — подумал он тогда. В ней не было ничего особенного, ничего выдающегося — обычная девушка, каких миллионы вокруг. Казалось, только сейчас до него вдруг дошло, почему Шина заслуживала любви его брата. У нее был редкий, выдающийся талант — умение сочувствовать и сопереживать.
— Спасибо, — сказал Тоору. Шина мягко улыбнулась.
В следующий момент на кухню зашел Такеру, мальчик лет пяти-шести. Он взял из холодильника сок, на пару секунд оторвал флегматичный взгляд от своего телефона и посмотрел на Тоору.
— Выглядишь отстойно. Все еще страдаешь, оттого что тебя бросила девушка?
Ойкава аж поперхнулся от возмущения. Мелкий наглец не преминул воспользоваться секундным замешательством и удалился. На его лице при этом продолжало красоваться пофигистичное выражение.
— Мелкий засранец!..
Шина дала оплеуху Тоору.
— Это вообще-то мой сын и твой племянник, следи за языком.
— Так скажи этому… скажи Такеру, что… это я ее бросил, а не она меня. — Он чувствовал себя крайне глупо, произнося это. Просто не хотелось выглядеть жалко в глазах Шины.
Однако после сказанного, наоборот, она смотрела на него как на маленького глупого мальчишку.
— Ты бросил, она бросила… Боже, что за детский сад! Тебе сколько лет? Расставание — всегда болезненно.
Тоору не сдержался закатить глаза и снисходительно улыбнуться.
— У меня было много отношений… — начал было он объяснять, что его совсем не волнуют расставания.
— Но это ведь была особенная девушка, — перебила его Шина.
Он на мгновение замолчал, а потом усмехнулся.
— Ха-ха, и ведь не поспоришь. Действительно, особенная… Правда, не совсем в том смысле, что ты предполагаешь.
— Что бы ты сейчас ни говорил, я знаю, что ты просто оправдываешься перед самим собой, прячешься.
О чем она говорит? Тоору было неприятно слушать эти нотации, да и он знал прекрасно, что Шина его все равно не понимает. Но все-таки он внимал ее словам. Подсознательно соглашался.
— Ты и сам не знаешь, каким счастливым выглядел последние дни, — продолжала она. — Серьезно, словно кот, наевшийся сметаны. И знаешь почему? Ты влюбился, дуралей.
Тоору усмехнулся, желая возразить, но Шина продолжала наступать.
— Ты отрицаешь это, но со стороны виднее. Ты действительно выглядишь отстойно, как и сказал Такеру. Но не потому, что тебя избил какой-то псих. И не потому, что у тебя завтра важная игра. Из-за нее.
Абсурд. Влюбиться в это глупое создание? Смешно. Нет, Шина ничего не понимает.
Эти мысли вертелись в голове, хотелось засмеяться в голос — до чего же нелепы ее предположения. Хотелось возразить, ведь все совсем не так. Но… слова застревали где-то в горле.
— Пока ты будешь это отрицать, будешь выглядеть так отстойно.
Почему?..
— Знаешь… Ты такой глупый, Тоору. То, как ты относишься к девушкам…
Ну вот только нотаций на эту тему сейчас не хватало. Ива-чан этим занимается ежедневно.
Однако слышать их от Шины было по-особому противно. Она, черт возьми, была мудрой и очень проницательной. Тоору уважал ее, поэтому каждое ее слово сейчас било под дых.
— Лично меня всегда раздражало твое пренебрежительное отношение к девушкам. Я все ждала, когда же тебя проучит какая-нибудь стерва. Но… — Шина вздохнула и положила руку ему на плечо. — Ты же мне как родной братишка. Так что послушай, прими мой совет — не отрицай это, то, что тебе действительно понравилась эта девочка. Да, может быть, она не писанная красавица, но тебе с ней было весело и интересно. Вспомни и пойми это. Если ты примешь это… и извинишься, искренне, еще можно будет все вернуть.
Ойкава поймал себя на мысли, что последние слова подействовали на него совсем не так, как хотел бы разум — сердце отбило удар чуть сильнее обычного. Ха-ха, неужели Шина и здесь права?..
Хотелось бы верить…
Игра с Ушивакой была невыносимой. Точнее, проигрыш. Он так долго шел к этому, столько тренировался — что же он упускал? Почему кому-то достается все намного проще?.. Он не гений, и это его предел. Мечта слишком высоко в небе, дразнит своим видом, совсем рядом и не дается…
Он стоял разбитый и подавленный, хотелось в голос рассмеяться — к чему были все эти годы? Вся боль и старания…
Он подумал — если Хината стоит сейчас где-то наверху среди зрителей и видит его слезы, наверняка она переполнена злорадством. Конечно, после того, как он потоптался по ее чувствам, она возненавидела его. Он видел это в ее взгляде.
Но… может, это игры чувств — ему казалось, что Шое все-таки не испытывала бы злорадства. Она смогла бы понять его как никто и утешить. Ха-ха, выдавать желаемое за действительное всегда так приятно.
«Еще можно будет все вернуть», — так сказала Шина, и эти слова подпитывали глупую надежду. Но разум четко давал понять — после сказанного Хината ни за что его не простит. Удивительная вещь — слова. Они могут вырываться и идти вразрез с настоящими мыслями и чувствами. Можно иметь в виду что-то другое, но слово не воробей, и как, черт возьми, можно доказать, что думал ты совсем о другом, когда говорил что-то. Чувствовать себя обидчиком, не желая обижать, гадко.
Ойкава горько усмехнулся — нет, вернуть ничего не получится, лучше даже не пытаться.
И затем уже без усмешки добавил: «Трус».
========== Глава 18. Я не тот ==========
Воздух был наполнен сухостью, а атмосфера — равнодушием и горечью. Солнце палило безжалостно, казалось, что отбрасываемая тень недавнего поражения неотступно следовала по пятам, разрастаясь с каждой секундой. Словно позади тебя черная дыра; обернись — и тебя затянет навсегда.
Среди снующих беспечных школьников Карасуно таких обремененных было по пальцам пересчитать — волейболисты. Горечь вчерашнего поражения еще преследовала их, хотя и стало немного легче. Сугавара смотрел каждому в глаза и видел — время вернет их к привычному настрою, а тень сломленных надежд постепенно растает.
Второгодки должны справиться с этим быстрее — у них впереди еще год для усердной работы над собой и побед, и горечь поражения им… все-таки уже знакома.