В пальцах его снег превращался в сталь.
Она пела - и видела внутренним взором мальчика и короля в серебряной мантии, бредущего в темных долинах Ладиорти, во сне и в бреду повторяя имя своей Звезды. Она видела его склоненным перед Королевой, и не было ничего прекраснее и печальнее в мире. Танино сердце трепетало, но голос был ровным. Она не слышала ни скрипа двери, ни тихих шагов. Дан возник рядом с ней неожиданно и подхватил:
... Пламя свечей Ее, кольца ключей Ее,
Нежный, как ночь, мрамор плечей Ее
Молча легли в камень его руки.
Песня закончилась. Таня посмотрела на друга с благодарностью.
- Я не помешал? - осведомился он. Таня смотрела на него сияющим взглядом.
- Теперь ты спой, - сказала она, указывая на гитару. Дан взял инструмент, сел на краешек дивана и заиграл, склонив светлую шевелюру.
В моей альтернативе есть логический блок,
Спасающий меня от ненужных ходов.
Некий переносной five o'clock,
Моя уверенность в том, что я не готов...
Таня подхватила песню... `Вскоре вошел холодный румяный Кашка, и попахивающий псиной Баярд бросился ласкаться к Тане,
- А не пора ли чаек пить? - осведомился Кашка, дождавшись конца песни.
- Пора, пора, - Дан повесил гитару на стенку, и все трое (пардон, четверо) проследовали в кухню. По вечерам обычно не ужинали, а только пили чай. На этот раз была вскрыта пачка овсяного печенья. Кашка с наслаждением схватил горячую кружку замороженными красными пальцами, отхлебнул и сказал "Ух, хорошо!" Дан печенья не брал, не клал и сахара, прихлебывая свой горький "чифир" с очень сосредоточенным видом. Таня совершенно по-детски налила чай в блюдечко, макала овсяное печенье в кружку, дула на чай, смешно вытягивая губы. Дан с Кашкой обменялись несколькими не совсем понятными Тане фразами. Она с огорчением подумала о том, что в Ладиорти все еще чувствует себя гостьей. В Замке Таня с удовольствием работала с новыми подругами, узнавая все больше, и Замок был сказка, сбывшаяся мечта. С друзьями она ездила повсюду, но в их действиях не участвовала, поручений не выполняла. Правда, с каждым днем все больше и больше становилось Тане понятным.
- Я все-таки не понимаю, - сказала она, - что такое эти ваши карросы? Почему теппелы боятся оказаться в их свете, а мне, например, он никакого вреда не причиняет... И вообще - что это за оружие такое?
- Ну, видишь ли, - сказал Кашка, - каррос - это, собственно, вообще не оружие. Любое оружие разрушает, каррос - нет. Он даже и не сжигает, как думают теппелы. А почему они боятся этого света... Это не так просто. Дан, будем объяснять?
- Давай попробуем, - отозвался Дан.
- Значит так. Очень упрощенно. Пространство пронизано волнами, грубо говоря, разных частот. Каждый человек излучает эти волны - это мысли и чувства. Синхронные излучения, накладываясь, усиливают друг друга. Асинхронные - взаимно уничтожаются. Теперь представь шкалу от тьмы до высшего света. Так вот, каррос усиливает, концентрирует все светлые излучения, исходящие от человека. Так как в излучениях теппелов преобладают отрицательные величины, каррос как бы уничтожает их энергию - энергию разрушения и зла. Это действительно очень неприятно и может быть даже смертельно. Ну, а тебе излучение карроса даже полезно, оно усиливает твою энергию, которая по преимуществу является светлой.
- Но я этого не чувствую, - удивленно сказала Таня. - Впрочем, понятно... Одновременно уничтожается темная часть моей энергии.
- Не думаю, чтобы у тебя было особенно много темной энергии, - улыбнувшись, сказал Дан. - Осталось только уяснить точно, какая часть энергии является темной, какая - светлой.
- Мне кажется, я понимаю это, - задумчиво сказала Таня. - Но только приблизительно...
Дан, поднявшись, собрал посуду.
- Ну, что ж, займемся? - обратился он к Кашке. Тот отправился в комнату и вернулся с книгой в руках. Таня от радости слегка подпрыгнула.
...Зал ресторанчика был полутемным. Только трое музыкантов оставались на эстраде, никто больше не заказывал Очи черные или последний шлягер Комарово. В гулкой тишине раздавались шаги официанток и уборщиц. Несколько запоздавших посетителей доедали ужин.
- Может, пойдем уже? - Женькина подруга, подрабатывающая певицей, Рита, пробравшись на эстраду, вкрадчиво положила руки Женьке на плечи.
- Хочется потащиться, - сказал Женька, - Техника тут классная. Давайте еще Pandy Black, а?
- Без баса? - осведомился гитарист Филя, так же, как и остальные присутствующие, игравший в свободное время в группе Колесо.
- Я сыграю бас, - сказал Вик, расчехляя оставленную басистом гитару. Рита удивленно вытащила на него глаза.
- Ты и на басу играешь?
- Кто ж на басу не играет? - лениво сказал Виктор, подключая провод. Женька только вздохнул, глядя на него с завистью. Сам он музыкантом не был, играл только на ударной установке - самоучкой. Зато он писал классные тексты для Колеса, такие тексты, что друзья вполне отдавали ему должное и без музыкального образования. На работу в ресторан ему удалось устроиться по протекции Виктора.
Рита сбежала в зал и уселась у пустого столика. Ван, ту, фри, - сказал Филя, и музыка началась. Любимый Роллинг стоунз загремел в пустом зале, Филя несколько гнусаво, но с чувством орал в микрофон английский текст... Это было здорово! Не удержавшись, ощущая бешеные волны энергии, бьющие в сердце, Рита вскочила, заплясала на месте, легко двигая длинными стройными ножками под кожаной мини-юбкой. Посетители восприняли новую музыку безмолвно. Женька самозабвенно колотил палочками, взмокши от напряжения, а когда песня кончилась, вздохнул блаженно:
- Кайф!
- Давайте еще что-нибудь, - предложил Виктор. - Пока нас не поперли.
- Некролог, - сказал Филя.
- У нас же завтра репетиция, - заметил Женька.
- Ну и что, можно и сыграть, - возразил Виктор, и они заиграли Женькину песню.
Обломали весь кайф и размазали по стенке, вы все
Разбежались кто куда...
Некролог. По обломанному кайфу некролог.
По обломанному кайфу, да...
- Целый концерт у вас получается, - заметила Рита. - Ну тогда уж сыграйте еще эту... про город. -- По заявкам слушателей, - объявил Филя в микрофон, и они начали новую песню группы Колесо.
Этот город в ауте, ему двести лет,
И в нем еще ни разу не сменялась власть,
И некрасивым девушкам не мил белый свет,
И в пустых квартирах больше нечего красть.