Теперь генерал Хвалынский, которому удалось организовать, по его словам, этот «трюк» — высоко поднял голову…
Был разменян в Оттоманском банке крупный чек и генерал с генеральшей долго разъезжали по магазинам европейской части в шикарном автомобиле…
В результате этих поездок у красивой генеральши появилось роскошное колье из бриллиантов с жемчугами, па-рюр из изумрудов и роскошный горностаевый палантин.
Три дня Таня должна была принимать бесконечные картонки с шляпами, ботинками, платьями.
Поставщики ходили в роскошный особняк вереницами — шампанское ящиками, дорогие вина, закуски, сигары — все это потекло широким потоком в особняк.
И когда дан был раут с отрытым буфетом в помещении особняка, куда собрался весь цвет русской колонии с представителями иностранцев — для всех стало ясно, что дело «защиты родины» стоит очень твердо.
Генеральша Хвалынская блистала нарядами и бриллиантами, возбуждая невольную зависть не столь счастливых дам из белой эмиграции.
Маленький артиллерист в очках стоял в проходе вместе с сердитым военным врачом и ехидно говорил:
— Вот они куда идут иностранные денежки… Славно! Экие прохвосты…
В штатском платье с чужого плеча, маленький артиллерист выглядел какой-то ощипанной птицей в больших очках.
Военный врач сердито засопел:
— Прямо подлецы! Жрут здесь шампанское, а у меня в концентрационном лазарете люди мрут как мухи… Опять открылась цинга…
Румынский оркестр заливался какой-то невероятно страстной мелодией. Дирижер, казалось, от наплыва этой страсти хотел вылезть из самого себя…
Открытый буфет с высокой белой стойкой, за которой стояли негры в белоснежных костюмах, брали приступом.
Было громадное требование на коктейли.
Доносились восклицания:
— Трипль кулер!
— Еф-коктейль!
— Финь-сек…
Негры мешали разноцветные ликеры, добавляя туда яйцо, коньяк, ром.
И все эти ядовитые напитки поглощались жадной толпой.
Генерал Хвалынский в новом элегантном фраке с красной лентой на открытом жилете и сверкающей звездой у борта фрака стоял с высоким, чисто выбритым англичанином с деревянным лицом и толстеньким французом с седой козлиной бородкой.
Он почтительно говорил своим собеседникам по-французски:
— Этот раут я устроил в честь нашего объединения с представителями II Интернационала…
Англичанин высоко поднял брови, француз сомнительно улыбнулся…
— Вы им верите?
— О! Теперь это наши преданные друзья… Впрочем, вы услышите речи…
Англичанин серьезно спросил.
— Это дорого будет стоить?
Генерал Хвалынский пожал плечами.
— Мы не выйдем из сметы… Но результаты вы увидите…
На откормленном лице француза появилась жестокая черта.
— Имейте в виду, что на этот раз мы не выйдем из сметы ни на один сантим…
Генерал Хвалынский вежливо поклонился.
— Мы это помним, monsieur.
Из угловой комнаты вышел субъект с распорядительским значком, перемигнулся с генералом и сделал знак румынскому оркестру.
Оркестр замолк.
И сразу водворилась та напряженная тишина, которая предшествует какому-либо событию.
Даже неугомонные пьянчуги у бара замолчали.
Из глубины второй гостиной выступил худой субъект в черном сюртуке и встал в ораторскую позу.
Распорядитель зычно провозгласил по-французски:
— Представитель II Интернационала скажет слово.
Среди наступившей тишины раздался слегка скрипучий, картавящий голос:
— Если бы мир знал, если бы знала истерзанная Россия, что вот в этих стенах, вдали от голодающих и поедающих друг друга крестьян, выковывается вечный союз между великим русским народом и его зарубежными друзьями, то я вам ручаюсь, господа, что весь русский народ встанет, как один человек, против деспотов-большевиков… Второй Интернационал, — повысил голос оратор, — должен сыграть мировую роль в деле защиты интересов всех классов. Мы прежде всего должны объявить собственность священной.
— Но — тут голос оратора достиг вершины пафоса, — нужно очень торопиться, господа! Пока в России еще не ликвидирован голод. А к этой ликвидации уже приняты меры. Вспомните слова великого русского преобразователя: промедление смерти подобно!
Оратор замолк и хитрыми глазами оглядел аудиторию.
После секунды молчания раздались жидкие аплодисменты.
Оратор поклонился с большим чувством и отошел.