— Выручай, Танюшка… Заела меня лихорадка… — сипло пробормотал он, с трудом поднимаясь с нар.
Кругом лежали все такие же желтые, худые люди.
Это был малярийный барак.
— Сестрица… — заговорили кругом. — А нас когда? Подыхаем здесь…
Таня, скрепя сердце, ответила:
— Погодите, братцы… И до вас очередь дойдет…
И быстро собрала своего Васю, укладывая его сундучок.
В барак входили иностранные санитары. Была вызвана карета Красного Креста. Под руки вывели слабого Дроздова и уложили в карету.
Таня быстро уселась с ним вслед за санитаром. Другой санитар сел с шофером и карета покатила в лазарет, который был расположен близ города.
Санитар-англичанин отвернулся к окошку, а Таня близко наклонилась к Дроздову и шептала по-русски:
— Выздоравливай скорее, Вася. И бежим. Сил моих больше нет… На всю эту погань смотреть. Убежим не пустые — многое я разглядела да разузнала из их гадостей здешних… Бумажки повезем любопытные с собой…
Дроздов жадно слушал эти речи и глаза его загорались прежним блеском коновода и первого озорника в роте Васьки Дроздова.
— Танюшка… Осторожнее… Не услышали бы…
Таня уверенно возразила:
— Ничего не понимает он…
Действительно, санитар-иностранец сидел с каменным лицом и продолжал смотреть в окно, совершенно не замечая их.
Дроздов бросил искоса взгляд на санитара, убедился в том, что он ничего не понимает и лихорадочно продолжал:
— Надо умно сделать, Танюшка… Я говорил тебе: припасай документов побольше, да получше. Будет с чем к своим пройти…
— Да уж сделано, — радостно говорила Таня. — Не беспокойся… Только выздоравливай скорее… Из лазарета и убежим… Я там уже завела знакомство — наш есть один фельдшер… Поможет. Только выздоравливай скорее.
Дроздов жадно слушал эти речи.
— Выздоровею… Чего тут! От тоски болезнь меня взяла…
— Ну, а обо мне не думай… У меня все готово, — живо зашептала Таня… Только выздоравливай скорее…
Санитар повернул свое каменное лицо к говорящим и спокойно сказал на чистом русском языке:
— Напрасно, сестра, вы так волнуете больного своими разговорами.
Таня похолодела…
Дроздов заметался на своем узком брезентовом ложе…
— Пропали… — прошептал он запекшимися губами.
Санитар все так же спокойно продолжал смотреть в окно кареты.
И ничего нельзя было прочесть на его каменном лице.
VII
Человек в кресле
Наряду с убеждением существует и предубеждение. От последнего гораздо труднее отделаться, чем от первого.
Мы находимся в той стадии развития, когда от предубеждения освобождаемся легко и ни при каких условиях не уступим убеждения…
Вот почему — в позе весьма удобной, в великолепном кресле с высокой спинкой, сидел человек с сухим бритым лицом в глубокой задумчивости.
В его голове мелькали: гостиница «Париж», артистка цыганского типа, взрыв моста, молодой парень, устало присевший у железнодорожной будки, жалкий вид арестованного Кары и те ужасные последствия, которые наступят от того, если вся хитроумная махинация откроется и не менее ужасные последствия, если эта махинация не откроется…
Вот те сбивчивые мысли, вот тот хаос, который может быть у человека, деятельность коего граничит со славой, в ореоле широкой популярности и заметного героя истории или же бесславное имя человека, прошедшего слабым эпизодом описываемой нами истории.
Ход мыслей этого человека был прерван коротким звонком.
И, дабы не утруждать себя, он протянул руку к двери — она приоткрылась, и в его руку был вложен пакет.
Он положил его на колени, посмотрел на него и подумал:
— Или новая неприятность, или новая улика?..
В соседней комнате принесший пакет пожимал руку секретаря и коротко бросил:
— Я подозреваю, что Каре удастся бежать!
Секретарь усмехнулся и ответил:
— У нас есть возможности, с помощью которых можно спасти положение…
В это время в соседней комнате пакет был вскрыт и черным по белому напечатано там:
Агентом по поручению Угрозыска назначается товарищ Жуков, Николай.
Из кресла встал Скворцов, позвонил, к нему вошел Жуков…
— Ваша служба у нас уже оформлена. Вот приказ. Прочтите его, осмотрите и пришейте к вашему личному делу.
Жуков прочел приказ, сложил бумагу и направился уже к шкафу взять «личное дело», когда Скворцов остановил его на полдороге, сказав: