Сегодня он сильно рискнул, загримировавшись стари-ком-сторожем. Но риск был в его натуре.
Клоссинскому удалось раскинуть уже довольно обширную сеть шпионажа в городе. Сюда входили люди самых разнообразных профессий: артистка шантана, швейцар гостиницы, продавщица литературы на вокзале, железнодорожный будочник, хозяин при портовом кабачке, бывший директор акционерного общества, ныне служащий финотдела Совета, несколько служащих из мелких, на которых не было обращено особого внимания, и несколько лакеев из оставшихся бывших офицеров, поступивших в рестораны по особой инструкции.
Клоссинский, не торопясь, добрался до городского телеграфа и, скромно выждав очереди, когда принимали частные телеграммы, телеграфировал в Константинополь торговцу Кара-Мустафе следующие несколько слов:
— Партия свиней выслана.
Так извещал главный агент контр-разведки белых организацию «Защиты родины» в Константинополе о том, что поручение их исполнено в точности: все планы добыты и отправлены по назначению.
IX
Странные стуки
Уже битый час Скворцов находился в подвале у сапожника и вместе с подмастерьем разыскивал злосчастные ботинки.
Холмогоров изредка озирался на них и бормотал какие-то невнятные слова.
— Да вы что, обыск учиняете?
— Немного терпения, господин Холмогоров.
— Нет у меня терпения — вот и все, — огрызнулся Холмогоров. — Мне надо на крестины идти — и запирать мастерскую.
Жуков перестал искать ботинки Скворцова и поспешно принялся исполнять приказание хозяина.
Скворцов отошел от груды готовой обуви, сел на стол и закурил папиросу.
Тем временем Холмогоров подставил голову под кран и фыркал под холодной водой, изрыгая то и дело ругательства.
Скворцов решил быть настойчивым и добиться расположения Холмогорова.
— Я с удовольствием вам заплачу за ботинки, которые я не получил, но с тем, чтобы вы разрешили искать.
— Не нужны мне ваши деньги.
— Не может этого быть — ведь вы идете на крестины…
— Оно, конечно, правда, — размяк Холмогоров.
Скворцов тотчас же вынул бумажник, отсчитал деньги и вручил Холмогорову.
Холмогоров принял деньги, как должное, положил в карман, надел фуражку и, задержавшись в дверях, сказал:
— Когда будете уходить, ключи положите на косяк двери, — и скрылся в темноте.
В сапожной мастерской остались Жуков и Скворцов.
— Ну, а теперь надо действовать. Ты видишь вот эту штучку? — улыбаясь, показал Скворцов револьвер.
Жуков с любопытством посмотрел на блестящий предмет и со страхом выжал слово — «вижу».
— На тебе другой такой же. Положи его в карман. Выйди из мастерской, запри за собой на ключ дверь и положи ключ на косяк, как сказал хозяин, а сам обогни дом, подходи к окну — я его открою — и лезь обратно в окно.
Жуков беспрекословно стал исполнять приказание Скворцова, помимо воли подчиняясь повелительному тону Скворцова.
Скворцов, оставшись один в мастерской, надел на себя фартук Холмогорова, спутал волосы, выпачкал руки и, присев на кожаную табуретку Холмогорова, взял недоконченный сапог и стал стучать по подошве молотком.
В окне раздался стук.
Скворцов открыл, и в мастерскую прыгнул Жуков.
Жуков был побежден.
Перед ним стоял «барин» в фартуке сапожника, грязный, со спутанными волосами, грязными руками и лицом.
— Теперь, дружочек, возьми и начинай заниматься делом. Не слушай моих разговоров, а исполняй мои приказания — на этот вечер я буду твоим хозяином, а ты моим подмастерьем.
Жуков молчал, боялся и был удивлен.
Мысли у него путались, и вместе с тем чувствовал неловкость в кармане от блестящего предмета, переданного ему Скворцовым.
— Скажите, Жуков, богатые заказчики у вашего хозяина?
— Да разные ходят, кто их разберет?
— А заказы кто принимает? Хозяин или вы?
— Это моя обязанность.
— Выходит так, что вы работаете больше, чем хозяин?
— Да, уж, конечно, на то и хозяин!
— Но ведь, насколько я заметил, хозяин здесь мало сидит.
— Да, он не бывает.
— Что ж, ведь он вас часто отпускает, как тогда на пристань, и сам не сидит — кто же работает?
Жукову показались странными вопросы, задаваемые этим чудаком-барином, и он решил больше не отвечать на вопросы барина.
— Это дело не наше, — отрезал Жуков.
Скворцов исподлобья посмотрел на Жукова и решил тоже молчать.
Так они молчали — занятый каждый своими мыслями.