— А разве это разрешается? — спросила Маша с любопытством.
— Они охраняются законом на Севере, на своей территории, — пояснил Василий. — А когда уходят из своих мест и появляются на озерах, то становятся опасными. У рыбаков медведи поедают улов прямо из сетей. К тому же они плавают под водой, рыбаки их не видят. Может случиться беда. В общем, это как на войне: враг перешел границу и вступил на вашу территорию. — Лицо Василия осветила веселая улыбка.
— Ну вот! Теперь я буду бояться ездить к сетям за рыбой, — вздохнула Маша.
В этот момент из-за чащи кустарника, длинным языком выдававшегося в тундру, появился всадник — помощник Василия Митя. Он гнал коня галопом, запыленное смуглое лицо было озабоченным. Соскочив на землю, он бросил коню охапку сена с седла. Конь замер, наклонив голову к сену, влажные бока его, облепленные белым пухом семян пырея, вздымались.
Пастух, видно, проделал немалый путь. Он подошел к Василию и взволнованно заговорил по-якутски.
Улыбка исчезла с лица Василия, он нахмурился.
— Что случилось? — спросил Буров.
Василий обернулся. Митя только теперь сбросил с плеча ружье и, сняв с коня упряжь, отнес седло и свернутое лассо под навес.
— Понимаете, один табун у нас пасется очень далеко, — сказал Василий. — Неделю назад пропала кобыла, а теперь не хватает уже двух. Как сквозь землю провалились, черт побери. Такого у нас уже давно не случалось.
— И никаких следов?
— Нет, — ответил за Василия Митя. — И воронья не видать. Если где падаль лежит, там воронья полно.
Сообщив Василию неприятное известие, он заговорил по-русски:
— Теперь с жеребцом осталось только шесть кобыл и четыре жеребенка.
— А что, у жеребца целый гарем? — удивилась Маша.
— Какой гарем? — не понял пастух.
— В каждом стаде на одного жеребца приходится по восемь-девять кобыл, ну и жеребята, конечно, — пояснил Василий. — Они живут, как дикие кони, круглый год пасутся на воле. Так полезнее всего. Жеребят мы потом отлавливаем, а старых лошадей совхоз продает на мясо. — Он сплюнул. — Завтра с утра придется поехать; посмотрим, попробуем узнать по следам, в какие места они бегали. Не могли же кобылы провалиться сквозь землю.
— Вот вам и охота на лося, — разочарованно протянул Буров. Во время рассказа Василия о жеребце и кобылах он бросил на жену мимолетный взгляд, в котором промелькнуло злорадство, но она не заметила этого.
— А можно мы поедем с вами? — спросила Маша. — Наверно, будет интересно. Это далеко?
— Митя видел стадо в нескольких километрах к востоку от озера Балаганаах. Часа четыре езды. Ну, а потом придется их искать.
— Целый день в седле. Не устанешь? — обратился Буров к Маше. В голосе его звучало удивление.
— По-моему, я уже немного привыкла. Мне ужасно хочется поехать. Поедем, Саша?
— Ну что ж, раз тебе так хочется… — По правде говоря, охота на уток ему уже приелась, и он стремился к настоящим охотничьим приключениям, связанным с опасностью. — Тем более что с лосем пока все равно ничего не выйдет, — добавил он.
Буров внимательно посмотрел на жену. Что это с ней? Похоже, здесь ее и впрямь все захватило. «Ну и энергия!» — подумалось ему. Сам он постоянно бывал в разъездах, «в поле», привык к трудностям, неудобствам и капризам природы. А Маша сидит в своем учреждении, много лет никуда не ездит, живет с детьми в городе. Вот она, ее неистощимая энергия, всегда привлекавшая его. Привлекавшая до тех пор, пока его не стало раздражать, что Маша расходует ее только на детей. С того времени, как она отдалилась от него и стала держаться отчужденно.
— Значит, договорились, — сказала Маша Василию. — Мы едем.
Он не ответил, озабоченный происшествием.
— Вторая кобыла, — проговорил он тихо, словно про себя.
— Выпьем еще? — предложил Буров.
— Это можно, — отозвался Василий, увидев в его руке бутылку коньяка. — Митя! — окликнул он пастуха, который ел утку у догорающего костра.
Они остались втроем, Маша ушла в юрту.
Когда она снова вышла, на ней был просторный свитер из пестрой коричневой шерсти, подчеркивавший плавную линию плеч. Солнце садилось, сразу ощутимо посвежело.
— Пройдемся по берегу, Саша? — обратилась она к мужу.
— Надеешься найти еще одного мамонта? — пошутил он, отпив из стакана.