ОНА: — Как? Когда мне хорошо?
ПАРЕНЬ: — Тебе? Хорошо? Посмотри на себя. (Пауза. Меняя тон) Я люблю тебя.
ОНА подходит к ПАРНЮ.
ОНА: — Дорогой мой, ты немного неправ… (разглядывая его лицо) Ты не прав, потому что ты любишь не меня. Ты любишь себя… молчи, молчи…Ты любишь собственную жизнь. Ты очень ценишь собственное достоинство и для тебя очень большой удар, что твоя вещь, часть твоей жизни — ну, ты почему-то так решил, что я часть твоей жизни — с тобой не согласилась и от тебя ушла. Это тебя так оскорбляет. Бедняжка. Ты всё уже решил, и всегда все было так, как ты решал, а я испортила картину мировой гармонии. С таким идеальным — и не хочу быть вместе. Какая я сука… (пауза) хотя и правда, сука. Не могу же я быть кобелём, по определению.
ПАРЕНЬ: — Ты о каких кобелях? Я тебе не изменял.
ОНА: — О чем ты? Ах да … Разные системы мышления. Разные миры. Знаешь, лучше изменял бы.
ПАРЕНЬ: — Ненормальная.
ОН: — Выражайся аккуратней, а?
ОНА: — Да, нет, зачем? Все правильно. Для них я ненормальная, а для меня они… (поворачивается к парню) Знаешь я ведь правда не твоя… как так можно жить.
ПАРЕНЬ: — Иди к черту! (уходя, останавливается; поворачивается) Кстати, свет выключил я.
ОН: — Где ты умудрился?
ПАРЕНЬ: — Не твое дело… Ты же профессиональный сторож. Вот и догадайся.
ОНА: — Зачем?
ПАРЕНЬ: — Не хотел видеть, как ты с этим стариком… Ладно, хоть сгорите оба. Мне плевать на тебя, поняла?
ОНА: — Слава Богу, наконец-то!
ПАРЕНЬ разворачивается и уходит.
СЦЕНА 11
Пауза
ОНА: — Не скучная у тебя ночь, правда?
ОН: — Ну, оклемается. Его мама любит… Как мы незаметно попадаем в ловушки… Растёт человек, растёт и искренне думает, что он взрослый, самостоятельный, выстраивает собственную жизнь., думает, что-теперь-то он хозяин своей жизни!
ОНА (улыбаясь): — На самом деле…
ОН: — На самом деле он подписался под хозяином под названием «работа» или, там, «карьера», а еще он подписался под так называемыми «интересами семьи». Это знаешь, что такое?
ОНА: — Если бы имела семью, может, и знала бы…
ОН: — Это когда двое собираются, производят еще одного-двоих, и все начинают собою жертвовать. Он жертвует собой ради жены и детей, постепенно перестает быть мужиком. Она жертвует собой ради мужа и детей, постепенно перестает быть женщиной. Потом все пролетело и оба терпят друг друга ради детей, а дети терпят этих своих родителей, не понимая, ни зачем они появились на свет, ни почему им не дают жить, раз уж появились, ни почему они всем должны уже с самого детства — в том числе ходить на дурацкую художественную гимнастику или еще какую-то хрень, а самое главное — в эту фабрику смерти под названием «школа».
ОНА: — Ну что же ты, прямо так.
ОН: — Сколько у тебя детей училось в школе?
ОНА: — Да пока, как ты догадываешься, не сподобилась.
ОН: — А у меня двое… Нет, на самом деле все просто. Тот, кто сам не личность, не может научить другого быть личностью.
ОНА: — А ты, личность?
ОН: — Наверно, пока ещё нет.
Пауза
ОНА: — Прости… А как же твоя… Ну, в смысле мать Киры?
ОН: — А когда Надя ушла, и мы переехали сюда, уже не смогли быть вместе. Там растворилась в воздухе работа, здесь растворилась в воздухе семья. По-моему, она до сих пор не может простить мне, что Надя ушла.
ОНА: — А ты здесь причем? Машина каждого может сбить. Ой, извини…
ОН — … Прошлое себя исчерпало, настоящего не видно, будущее — пособие по старости в чужой стране. У тебя отняли самое главное. Тебе всё время кажется, что если ты не живёшь собой — то хотя бы живешь кем-то. А потом этого кого-то не становится. И ничего не становится.
ОНА: — Это не совсем так, милый.
ОН: — Спасибо!
ОНА: — За что?
ОН: — За «милого». Давно меня так никто не называл. Если вообще когда-то кто-то так называл.
ОНА: — Ну, это же правда. Ты действительно милый.
ОН: — Я старый динозавр.
ОНА: — Брось.
ОН: — Пережиток эпохи.
ОНА: — Перестань
ОН (улыбаясь): — Хренов терминатор в будке.
ОНА: — Сейчас кусаться буду.