— Ответ! — сказал царь с властной простотой, обращаясь к Гилелю и обеими руками упираясь в посох. — Ответ!
Глаза патриарха мягко блеснули, он поднял голову и, глядя прямо в лицо вопрошающего, отвечал при самом пристальном внимании своих товарищей:
— Да пребудет с тобой, о царь, мир Бога, Авраама и Иакова!
Затем, другим тоном, продолжал:
— Ты потребовал от нас ответа, где должен родиться Христос.
Царь кивнул, не отводя злых глаз от мудреца.
— Я спрашивал об этом.
— Ныне, о царь, говоря от себя и всех моих братьев, собравшихся здесь, я отвечаю: в Вифлееме Иудейском.
Гилель взглянул на пергамент и, указывая дрожащим пальцем, продолжал:
— В Вифлееме Иудейском, ибо так написано пророком: «И ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных; ибо из тебя произойдет Вождь, Который спасет народ мой Израиля».
Лицо Ирода приняло обеспокоенное выражение, и глаза опустились в задумчивости. Глядящие на него затаили дыхание, они не издавали ни звука, молчал и он. Наконец царь повернулся и вышел.
— Братья, — сказал Гилель, — мы свободны.
Все встали и, разбившись на группы, покинули комнату.
— Симон, — позвал Гилель.
Пятидесятилетний человек в расцвете жизненных сил подошел к нему.
— Возьми священный пергамент, сын мой, сверни его бережно.
Приказание было выполнено.
— А теперь дай мне твою руку, я пойду к носилкам.
Сильный склонился и подал руку старому, который, воспользовавшись помощью, встал и неверными шагами пошел к двери.
Так ушли знаменитый ректор и Симон, его сын, который должен был унаследовать и мудрость, и ученость, и должность.
Еще позже вечером мудрецы без сна лежали под галереей караван-сарая. Камни, служившие подушками, поднимали их головы так, что можно было видеть бездонное небо через открытую арку; и они смотрели на мерцающие звезды и думали о будущем откровении. Как оно будет явлено? Что будет в нем? Они, наконец, в Иерусалиме, они спросили у ворот о Том, Кого искали, они принесли свидетельство о Его рождении и сделали все это, доверясь Духу. Люди, слушающие голос Бога или ждущие знака Небес, не могут спать.
Под арку вошел человек, заслонивший слабый свет.
— Проснитесь! — сказал он. — Я принес вам поручение, которое не терпит отлагательств.
Мудрецы сели.
— От кого? — спросил египтянин.
— От царя Ирода.
Каждый почувствовал, как затрепетал его дух.
— Не распорядитель ли ты караван-сарая? — спросил Балтазар.
— Да, это я.
— Что хочет от нас царь?
— Его гонец ждет снаружи, он ответит.
— Скажи, чтобы подождал, пока мы выйдем.
Они встали, надели сандалии, подпоясались и вышли.
— Приветствую вас и прошу простить, но мой господин, царь, послал пригласить вас во дворец, где он будет говорить с вами.
Так изложил свое поручение гонец.
При свете висевшей в проходе лампы они взглянули друг на друга и поняли, что Дух с ними. Тогда египтянин отошел к распорядителю и сказал так, чтобы не слышали остальные:
— Ты знаешь, где наша поклажа и где отдыхают верблюды. Пока нас не будет, приготовь все для отъезда, если он понадобится.
— Положитесь на меня и будьте спокойны, — ответил распорядитель.
— Воля царя — наша воля, — сказал Балтазар гонцу. — Мы следуем за тобой.
Как и сейчас, улицы Святого Города были тогда узкими, но отнюдь не такими грубыми и грязными, ибо великий строитель, не ограничиваясь красотой, позаботился о чистоте и удобстве. Идя за проводником, братья молча двигались в слабом свете звезд, еще более ослабленном тесно сдвинутыми стенами, а временами совсем закрываемом перекинутым между домами мостом; и так они поднялись на холм. Наконец, дорогу загородил величественный портал. Огни, горевшие в жаровнях, осветили дворец и стоявших опершись на оружие часовых. Мудрецов пропустили, ни о чем не спрашивая. Они долго шли по коридорам и сводчатым залам, через внутренние дворы и колоннады, не всегда освещенные, по длинным лестницам, мимо бесчисленных комнат и поднялись на высокую башню. Внезапно проводник остановился и, указывая на открытую дверь, сказал:
— Входите. Там царь.
Воздух в помещении был тяжелым от благовония сандала, и все ее убранство было необычайно богатым. На полу простирался ковер с бахромой, а на нем стоял трон. Гости едва успели бегло осмотреть резные позолоченные диваны, опахала и кувшины, музыкальные инструменты, золотые канделябры, мерцающие в свете собственных свечей, стены, расписанные в таком чувственном греческом стиле, что один взгляд на эти картины поверг бы фарисея в священный ужас. Ирод, сидящий на троне, привлек их взгляды и мысли.