Звали ее Тирза, и, когда эти двое сидели рядом, сходство их было разительно. Черты ее лица были столь же правильными, как у него, и принадлежали к тому же еврейскому типу, а кроме того несли очарование детской невинности. Жизнь в пределах домашних стен и наполнявшая ее доверчивая любовь позволяли ей легкое одеяние. Застегнутая на правом плече рубашка едва наполовину закрывала верхнюю часть тела, оставляя руки обнаженными. Кушак собирал ее складки и обозначал начало юбки. На голове сидела шелковая шапочка, обвитая полосатым шарфом, подчеркивающим, не увеличивая, форму черепа. Кольца, и серьги, браслеты на запястьях и лодыжках — все было из золота, на шее висело причудливое ожерелье из тонких золотых цепочек с жемчужинами. Края век и кончики пальцев были подкрашены. Волосы двумя длинными косами падали на спину, оставляя по завитому локону перед ушами.
— Очаровательна, моя Тирза, очаровательна, — сказал Иуда..
— Песня? — спросила она.
— Да, и певица тоже. Она похожа на греческую. Откуда она у тебя?
— Помнишь грека, который пел в театре месяц назад? Говорят, раньше он был придворным певцом у Ирода и его сестры Саломеи. Он вышел сразу после состязания борцов, когда еще не улегся шум. Но стоило ему запеть, сразу же стало так тихо, что я слышала каждое слово. Эта песня от него.
— Но он пел по-гречески.
— А я — по-еврейски.
— Я горжусь своей сестричкой. А еще знаешь?
— Очень много. Но отложим песни. Амра прислала меня сказать, что принесет завтрак и что ты можешь не спускаться. Она думает, что ты болен — вчера случилось что-то ужасное. О чем это она? Расскажи, и я помогу Амре вылечить тебя. Египтяне всегда были плохими докторами; у меня же много рецептов от арабов, которые…
— Еще хуже египтян, — сказал он, тряхнув головой.
— Ты думаешь? Ладно, — ответила она почти без паузы, поднося руку к левому уху. — Мы не будем иметь дела ни с теми, ни с другими. У меня здесь средство лучше и надежнее — амулет, который попал к кому-то из наших предков — не знаю когда, но это было очень давно — от персидского мага. Смотри, надпись почти стерлась.
Она подала серьгу, он рассмотрел и вернул, смеясь.
— Даже при смерти, Тирза, я не стал бы пользоваться чародейством. Это языческий амулет, запрещенный верующим сыновьям и дочерям Авраама. Возьми ее, но не носи больше.
— Запрещенный! А вот и нет, — ответила она. — Мать нашего отца носила его уж не знаю сколько Суббот в своей жизни. Он вылечил не знаю сколько людей — во всяком случае, больше, чем трех. Он разрешен — смотри, вот значок раввина.
— Я не верю в амулеты.
Она в изумлении подняла глаза.
— Что скажет Амра?